Что, собственно, сейчас и происходит со мной.
Но я надеюсь, что смогу немножко помедитировать за чашечкой кофе в тишине кабинета.
Распахнув тяжелые двойные двери, я вхожу в фойе офиса.
— Доброе утро, Елена Викторовна, — приветствует секретарь из-за стойки ресепшн, выпрямив плечи и одарив меня лучезарной улыбкой. Как жаль, что я не могу разделить ее оптимизма.
— Доброе, Лер, — киваю на ходу. — Ко мне еще никого?
Останавливаюсь перед дверью в свой кабинет и открываю сумочку в поисках ключа.
— Нет. Пока никого не было.
— Хорошо, сделай мне тогда, пожалуйста, кофе.
— Ох, я как раз хотела вас предупредить.
Нахмурив брови, я наконец достаю ключи и вставляю в дверной замок.
— О чем?
— Так там это… Эм-м… кофемашина сломалась.
Замираю с распахнутой дверью и делаю вымученный вздох. Вот что за утро?
— Вызови мастера и запиши все расходы на меня.
— Хорошо, спасибо.
Она снова одаривает меня миловидной улыбкой, когда я уже практически закрываю дверь, но в последний момент останавливаюсь и спрашиваю:
— Лера, а Тарас Александрович заезжал?
— Нет. У него сегодня прием на Василеостровском.
— Спасибо, — натягиваю слабую улыбку и закрываю дверь.
Хотя бы здесь у меня будет передышка от его высокомерной задницы.
Сбросив сумку на пол, падаю в свое кресло и, облокотившись о стол, подпираю голову руками. Разве можно чувствовать себя такой усталой уже утром? Вообще стоит подумать о небольшим отдыхе, впереди как раз намечается парочка выходных. Надо бы намекнуть Полине, она быстрее сообразит нам культурную программу.
Треск громкоговорителя возвращает меня в реальность, и я поднимаю голову.
— Елена Викторовна, к вам пришли.
Тяжело сглатываю и протягиваю руку, чтобы нажать на кнопку.
— Пусть заходят.
Я слышу возню за дверью, прежде чем ручка поворачивается, и входит молодая женщина. Лицо у нее бледное, слишком бледное для здорового человека, а потухшие глаза выглядят затравленными. Несколько дней назад она уже приходила сюда со своим тираном и выглядела… лучше.
— Добрый день, Елена Викторовна.
Девушка заходит в кабинете одна и, закрыв за собой двери, дает понять, что мы никого не ждем.
— Добрый, Анастасия. Проходите. Присаживайтесь.
Она кивает и располагается на стул справа от моего стола.
— Хотите чего-нибудь? Может быть, воды, чаю?
Женщина отрицательно качает головой.
— Ничего, спасибо. Сразу хочу извиниться, что так рано позвонила вам. Просто у меня не было возможности сделать это вчера, — клиентка немного мешкает, будто пытается подобрать слова. — Булат придет со своим адвокатом в назначенное время. Он не знает, что я сейчас здесь. И не должен узнать. Я надеюсь, вы поймете меня. Я… я хочу забрать детей из школы и увезти их к маме. В другой город.
Нет. Это не выход, детка. Тем более с твоим ублюдком-мужем.
Прочищаю горло и, подавшись вперед, складываю на столе руки в замок, стараясь говорить тихим убеждающим тоном:
— Я думаю, вам не стоит торопиться и принимать необдуманные решения, Анастасия. Если вы сейчас спрячете детей, это могут приравнять в суде к манипулированию встречами с детьми. Это плохо и определенно может сыграть против вас. К тому же, если вы не будете действовать, скажем так, незаконными путями, то сможете получить компенсацию за психологическое насилие, которое он вам причинил изменами.
Женщина теребит подол платья, будто не знает, что ответить. Но она знает. Просто боится. И это понимание вызывает в моей груди дискомфорт.
— Мне все равно. И мне не нужны никакие компенсации. Я хочу как можно быстрее покончить со всем этим. Мне не нужны его деньги, — тараторит она на одном дыхании. — Мне ничего не нужно, кроме детей… Если… если он заберет их… Я… я не знаю, что буду делать. А он заберет. Вы же понимаете, кто мой муж.