— Коленку разбила, — констатирует очевидное. — Я хоть и стоматолог, если верить полученному сто лет назад диплому, но обработать смогу. Посиди тут, карету подгоню.

— Какую еще карету? Не трогайте вообще меня, — отмахиваюсь от его приставучих рук. — Я сама разберусь.

— Какая самостоятельная бука. Не дуй щеки, ведьмочка, тебе не идет. Если тебя собьют во второй раз, точно заработаешь сотряс. Здесь прокат рядом, а с твоим везением… — он словно обдумывает что-то. — Нет, я категорически не могу тебя в таком состоянии бросить. Мне потом совесть будет мешать спать.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы очень наглый?

— Периодически, — он легко пожимает плечами. — Лапку давай, будем тебя поднимать.

Игнорируя его протянутую ладонь, поднимаюсь сама.

Тут же всхлипываю и закусываю щеку изнутри от боли. Надо было хоть посмотреть, насколько у меня там все серьезно. По ощущениям — заживать будет прилично по времени. Зайти в море я определенно долго не смогу. Еще и придется в брюках ходить на работу, чтобы не пугать людей непривлекательными бордовыми корочками.

— Упрямая. Как тебя зовут, прелесть?

— Отстаньте от меня. Идите… куда вы там ехали, — неопределенно взмахиваю рукой. — Мне ваша помощь не нужна.

— А я тебя и не спрашиваю, нужна или нет. У меня, может, самокат пострадал. Кто за ремонт платить будет?

— Что? — моргаю растерянно. Он это серьезно?

— Расслабься, это я так шучу. Страховку мне, конечно, не вернут, но я как истинный джентльмен возьму все расходы на себя.

— Джентльмены девушек в парках не сбивают, — вырывается машинально.

Краснею, понимая, что ляпнула лишнее. Прозвучало так, будто я хочу продолжить диалог с ним, а все совершенно наоборот. Мне бы отвязаться от этого Наиля. Прилип как банный лист, честное слово. Лучше бы просто проехал мимо.

— Ну хочешь, я попрошу прощения у тебя? Могу даже на коленях, если маленькая дама того пожелает, — он прищуривается и как-то странно на меня смотрит. — Слушай, девочка, а тебе восемнадцать вообще есть? Папка твой в меня солью не пальнет за то, что я тут с тобой разговариваю?

— Обязательно пальнет, так что вы идите, пока в вашем теле не образовалось лишних отверстий.

— Глаза у тебя красные, — резко меняет тему. — Так больно?

Его ладонь снова запутывается в моих волосах. Я не успеваю отскочить, да и с больной ногой сейчас это проблематично, а мужчина уже успевает сократить расстояние между нашими губами.

Он пытается меня поцеловать, за что на вполне законных основания получает пощечину.

— Ты чего дерешься? — потирает щеку, которая, надеюсь, все-таки хоть чуть-чуть покраснела после моей ладони.

— Это вы чего… целоваться лезете?

— Так я же с добрыми намерениями, — влегкую отбивает он.

— А если мне еще восемнадцати нет?

— Нет?

— Есть, но это не имеет отношения к делу.

Его губы расплываются в довольной улыбке. Даже при плохом освещении заметно, как он ухмыляется.

— Выходит, соль мне не грозит. У тебя голова болит. Да и коленка, наверное. Я пытаюсь отвлечь, раз уж обезболивающего под рукой нет.

— Если вы сейчас же от меня не отстанете, я начну кричать.

— Пожар?

— Что? — опять глупо переспрашиваю. — Какой пожар?

— Кричать, говорю, будешь «пожар»? Обычно девочек учат орать именно это, потому что на призывы о помощи люди могут забить. А вот за сохранность собственной шкуры от огня они всегда будут переживать.

— Отличный вариант, спасибо за идею.

— Начинай тогда, я никуда не собираюсь. Надо посмотреть при нормальном освещении, что там с твоей ногой. Может, придется тебя в больницу везти.

Мы сверлим друг друга взглядами примерно секунд тридцать. Я сдаюсь первая и начинаю ковылять в сторону несчастного поцарапанного самоката. Все равно же Наиль не отвяжется, так пусть поможет выбраться из этой глуши.