Это я расскажу всем, какими должны быть правильные ньокки и устрицы Розовая Джоли, и почему такой простой «Цезарь» так легко испортить. Столицы, большие и маленькие города едят, жуют, хрустят челюстями, ослабив галстуки, расстегнув пиджаки и расстегнув ремни, пока мы набиваем всем животы нашей стряпнёй, продавая людям саму жизнь, которую бы они мечтали прожить. Они подцепляют вилкой идеально просоленный хрустящий огурчик с кислинкой, и проваливаются в прохладные деревенские сени из детства. Зачерпывают жидкую душу шоколадного фонадана, и вспоминают свою первую полученную валентинку на День всех влюблённых. Разбивают тонкую карамельную корочку на крем-брюле, и вот оно — их первое в жизни предательство, покрывшее сердце тонкими трещинками. Но забытое навсегда с первой ложечкой сливочного мусса, обволакивающее язык и душу своим шелковым ванильным одеялом.

Но моему Анджело не о чём беспокоиться: у него, как всегда, всё безупречно. Паппарделле просто идеальны: тугое тесто с твёрдым сердцем, соус из белых грибов, без ненужной горечи и хрустящих волокон; отличный суп риболитта, словно переносящий меня на один из холмов Тосканы, в которой я так никогда и не была; настоящие, напоенные солнцем томаты, песто с соком сицилийских лимонов, пармезаном и кешью.

— Я тоже, Анджело, — с теплотой отвечаю я своему знакомому: я просто обожаю, когда люди так влюблены в своё дело.

— Всё хорошо, mia cara (ит. «моя дорогая» – перевод автора)? — ещё раз на всякий случай уточняет шеф.

— Тебе не о чем беспокоиться, — уверяю я его. — Я уверена, что твой новый ресторан ждёт успех.

— Спасибо, Яна, — не удержавшись, обнимает он меня. — Раз так, у меня для тебя маленький сюрприз, — приглашает он меня за собой вглубь огромного, на двести человек ресторана.

Я иду за ним и ловлю своё отражение в золотых помпезных зеркалах: идеальная стройная фигура, обтянутая не менее идеальным строгим тёмно-синим платьем под горлышко, итальянские кожаные ботфорты до середины бедра, строгое каре с чёлкой, подчёркивающей мои миндалевидные глаза и высокие острые скулы. Как у Марлен Дитрих.

— Свежие трюфели? — уже догадываюсь я, переступая порог кабинета Анджело, за которым обрывается пафосная роскошь дорогущего ресторана, и я оказываюсь в простой комнатке два на два метра, тесно набитой шкафами, столом и тремя стульями.

— Безупречный нюх, — восхищённо замечает мой друг, доставая с дальней полки запрятанный драгоценный ящик. — Только сегодня привезли.

— Я чувствую, — улыбаюсь я в ответ. — И ты решился всё-таки на эксперименты с кешью? На самом деле неплохо.

— Тебе понравилось, правда? — розовеет он от удовольствия. — Это специально для тебя. Маленький сувенир, — протягивает он мне крошечную баночку с трюфелем, запечатанную сургучом.

— Ты же знаешь, мы беспристрастны, — строго смотрю на него, и, заметив испуг в глазах Анджело, начинаю смеяться: — Спасибо. Я не беру взяток. И пишу только правду. Но я не готовлю сама, — признаюсь я.

— Прости, кара, я не знал, — убирает шеф своё сокровище обратно в коробку.

А я быстро окидываю взглядом стены коморки, по которым развешаны семейные фото Анджело: вот он совсем ещё молодой, со своей русской женой, стоит на Красной площади. Вот они уже вдвоём держат на руках пухлого младенца с серьёзными глазами Анджело, а вот они всей семьёй с тремя детьми сидят в гондоле в Венеции. Уходя, я оборачиваюсь, и говорю на прощание:

— Только поменяйте стекло, Анджело. И тогда можете смело повышать меню на двадцать процентов.

Я плыву на спине, отражаясь в ночном зеркальном куполе бассейна, где отдельно от меня плывёт моё безупречно-стройное тело в чёрном закрытом купальнике. Мужчины откровенно рассматривают меня в сауне, и я чувствую кожей, как хочет сесть поближе ко мне какой-то модный хипстер в джакузи. Но запах хлора отлично перебивает все эмоции и желание. Я выхожу из воды, чувствуя спиной тёплые похотливые взгляды, которыми они буквально облизывают мои гладкие, как фундук, ягодицы, пытаясь пробраться ещё глубже, между ног. Я завязываю на бёдра полотенце, нагибаясь к своим шлёпанцам, и практически слышу слабый стон, невольно вырвавшийся у одного из тайных зрителей.