— Не понял? — удивлённо переспрашивает меня доктор.

— Простите, я сказала это вслух? — извиняюсь я. — Просто от вас пахнет шоколадом и коньяком.

Соседка удивлённо смотрит на меня: доктор стоит на расстоянии трёх метров от нас, и больничная еда на наших прикроватных столиках способна перебить даже запах жжёной резины.

— Пациентка подарила, — от смущения розовеет доктор. — С коллегами в обед попробовали по десять капель.

Вот так: я осталась одна, но мой неродившийся ребёнок словно оставил во мне маленькую частичку себя, и теперь я, как Жан Гренуй из «Парфюмера» различаю тысячи разных оттенков запахов, ароматов и вони, постепенно привыкая жить с этой тайной способностью. Доктор делает какие-то пометки у меня в карте, и я слышу, как от его рук до меня доносится слабый запах хозяйственного мыла, вербены и лимонной цедры…

Я открываю дверь своей квартиры, и мне страшно от того, что я могу там увидеть. Мне кажется, сюда возвращается только моя оболочка, а человек, которым я была всего неделю назад, растворился где-то в утробе этого ненасытного гигантского города, пожирающего своих детей. А может быть до сих пор бродит, неприкаянный, по гулким комнатам моей квартиры.

Входная дверь обо что-то задевает, и, переступая порог, я спотыкаюсь о свои апельсины, тусклой бронзой мерцающие в полумраке коридора. Я совсем забыла, как рассыпала их в преддверии Китайского Нового года, тогда ещё надеясь на любовь, счастье и здоровье. И своим сладким еловым ароматом, которым, кажется, пропитался весь воздух вокруг меня, они мне дарят надежду. Я чувствую, как её запах проникает в мои ноздри, лёгкие, пропитывая мои волосы, кожу и одежду, и я начинаю забывать про больницу с её хлоркой, железным запахом крови и разваренной в пыль пшёнкой с дешёвым прогорклым маслом.

Кожура апельсинов взрывается микроскопическими ароматными брызгами, когда я снимаю с неё цедру тончайшими жгутиками, а в моём латунной сотейнике растворяется последний кубик масла, наполняя кухню сливочным духом. По всей квартире разносится аромат карамели, когда пирог в духовке покрывается тончайшей запечённой сахарной корочкой, и я смотрю, как в моём старом московском дворике дети лепят снеговика, наверное, последнего в этом году, как раздаётся телефонный звонок.

— Янка, привет! — слышу я как всегда бодрый голос своего старого приятеля и одногруппника с журфака Мишки. — Говорят, ты со своим красавчиком разводишься? Мне он никогда не нравился. Молодец, что послала его подальше: все знают, что он со своей начальницей мутит. Не теряется парень, знает, как карьеру строить! А ты умница, что ушла оттуда, нечего им свой бесценный талант за копейки продавать! — не замолкая, весело щебечет он в трубку, как залётный попугайчик. — А у меня для тебя шикарное предложение. Открываем портал про всё, чем только можно заняться в городе: спектакли, кинотеатры, магазины, клубы и, конечно же, рестораны. Огромные планы, и у нас есть отличный инвестор. Нам срочно нужен редактор в раздел еды и общепита, я сразу про тебя подумал! Я же помню, как ты всегда про разные блюда рассказывала: пока послушаешь, на килограмм от твоих рассказов поправишься, — глупо хихикает он над своей собственной глупой шуткой, пока я уныло смотрю в окно.

— Стартап — это просто чудесно, Миша, спасибо, — вежливо отвечаю я. — Но стартап на то и стартап, что он может так и не выстрелить, правда? — рассуждаю я вслух. — Тем более, у нас уже есть, кажется, такие компании на рынке. «Афиша», например, — объясняю я ему. — Где гарантия, что именно ваш проект пойдёт дальше?