— Ненавижу. Чудовище! Ты ещё пожалеешь, что так… — зло произнесла Лиля, отходя к двери. — И твоя эта жёнушка тоже пожалеет…

— Приблизишься к Ксении и я тебя такой знаменитой сделаю, что ни один бизнесмен в городе не захочет с тобой работать, поняла? — спросил я, вытаскивая пачку сигарет.

— Я тебя урою, у меня на тебя столько всего есть. Ты даже не представляешь… — задохнувшись, прокричала Лиля, и я бросил безразличное:

— Ты уволена.

Лиля замерла на пороге. У неё дрогнули губы.

— Ты могла молча сейчас все проглотить и работать. Я бы не простил, что ты полезла в мою семью, но и увольнять бы не стал, но после всего, что ты мне сейчас вывалила… Ты уволена.

— Козел! — крикнула Лиля и запустила в меня папкой с полки. Папка не долетела и рассыпалась по пути, а дверь за моим директором по маркетингу закрылась.

Фаааак…

Вот я и урод конечно.

На часах было начало одиннадцатого и Ксю должна была уже быть на работе, если вообще решит сегодня пойти на неё, хотя лучше бы сидела дома, и я набрал ее. Понимал, что не захочет говорить, но хотя бы узнаю как она, а то с ночи она меня так неплохо заставила понервничать.

— Сына, родной мой! — раздалось в трубке, и я отодвинул мобильник, подумав, что ошибся номером и позвонил матери, но нет, телефон был Ксюши.

— Ты что делаешь у нас дома, где Ксюша? — спросил я.

— Я все знаю, мальчик мой. Я наказала эту стерву. Она такое про тебя... Она такая, но я ее быстро… — тараторила мать, а я с каким-то ужасом понимал, что произошло что-то непредвиденное.

— В смысле, мам? Что происходит, где Ксения? — рыкнул я.

10. Глава 10

Ксения.

Как я пережила ночь после слов мужа об аборте, не помню. Меня словно всю парализовало и скрутило. Внутри вместо души образовался какой-то бездонный чёрный кратер.

Я могла понять измену, злость мужа, но нет, только не мой малыш, которым он предложил рискнуть ради свободы.

Только не малыш.

И головой я понимала, что Роберт меня просто прогибал, но давящий на горло страх, пронизывающая все тело боль не могли позволить мне снова шагнуть и вывернуть ситуацию в свою сторону.

Меня выключило.

Я была сторонним наблюдателем за тем, как Роберт меня спрашивал и о чём-то, со мной говорил.

Упорно не могла вспомнить о чем именно. Все слова как каша. Вроде бы он спрашивал про больницу.

Вместо холодной, теперь чужой, спальни перед глазами всплывала Венеция.

Гондола медленно плыла по воде, а весёлый мужчина гондольер в поворот входил, отталкиваясь ногой от стен зданий. Пахло тиной и немного сдобными булками из пекарен. А в одном кафе, когда наступал прилив, музыканты продолжали, стоя в воде, играть на инструментах.

Маленькие гостиничные номера с кроватью на пьедесталах и резные, удивительной красоты, ручки на дверях. Темная вода в каналах на вечерних прогулках и голос мужа:

— Да даже если трое детей, это нормально… — упорствовал он в своём желании иметь большую семью. — Ты знаешь, что у моих знакомых не только свои дети, но даже одна девочка приемная.

— Но это не говорит о том, что и нам надо вырастить свою футбольную команду… — смеялась я, прижимаясь к боку мужа и идя вдоль узкой мостовой.

— Ну нет конечно, но дети это ведь хорошее дело… — заметил тогда Роберт и поцеловал меня в висок. От его губ расплывалось тепло и мурашки по коже. Я уткнулась носом в шею мужа и зацепила губами кожу.

— Хорошее… — согласилась я тогда.

А оказалась лёжа в постели с мыслями о том, что Роберт попросил аборт в качестве цены развода.

Меня трясло, такая лютая дрожь, что я чуть ли не в голос хотела кричать. Меня била истерика и, лёжа на кровати, у меня почти выворачивало суставы. Нить, которая связала наши с Робертом сердца натянута была до предала и тонко тренькала с каждой секундой, только сильнее рвалась. Я не могла поверить в то, что это мой муж. Самый родной и близкий человек, которому проще пустить меня под нож, но лишь бы все было так как он сказал. А ещё недавно рядом с ним я задыхалась от любви. Это то невероятное болезненное чувство, когда все вокруг просишь: небо, господа, чтобы всегда было так.