Откуда меня попросили уйти.

Выгнали за ненадобностью.

Подошла к своему чемодану, села на него, голову склонила, закрыла лицо руками и заревела, дала волю слезам.

Рыдание рвётся наружу. Выворачивает наизнанку. Я рванула ворот пальто, стало невыносимо жарко. Захотелось рвать на себе одежду, встать подойти, и биться головой о стену. От обиды, горечи, невыносимой тоски и несправедливости.

За что? За что?

За то, что заработалась, заигралась, забегалась, решая проблемы, дела всей своей жизни.

За то, что не была сексуально привлекательной, огрубела, отодвинула личное. Горела не тем. Не семьёй.

Так, какие сейчас претензии? К кому?

Только себя вини, Елизавета Михайловна.

Поздно.

Реву в голос. Никому не нужная сорока семилетняя, брошенная мужем женщина.

Не только брошенная, но и выгнанная из дома.

Как собаку погнал. Не нужна стала. Старая. Другую он полюбил.

А мне теперь как? Куда мне?

Размазываю под глазами тушь.

Никому не нужна: ни мужу, ни детям.

Старая дура.

Подошла к стене, стою, смотрю на неё. Стукнуться, что ли?

Неужели так бесцельно жизнь прожила.

Всхлипываю и вою. Громко. Очень громко…

– Отставить слёзы! – вдруг выкрикнул кто-то совсем рядом.

Настойчивый стук в дверь как гром среди ясного неба.

– Короче, я вхожу! Кому здесь помощь нужна?

Я обернулась, в дверях стоит мужчина…

Возраст угадать сложно. Я давно потеряла возрастные ориентиры у мужчин. Давно на них смотрю, как на некую разновидность хомосапиенс, не более того.

– Вы кто? – удивлённо раскрыла глаза, моргаю прилипающими друг к другу ресницами.

– Я тут это… вы извините, – он сделал шаг в гостиную.

– Не подходите! Стойте там! Не приближайтесь! – вытянула вперёд руку, – я сейчас вызову полицию! – шарую в кармане, пытаюсь достать телефон, но он, как назло, застрял в узком кармане пальто.

– Да вы не волнуйтесь так, я здесь живу, я сосед ваш. Вошёл через калитку, – услышал звуки, подумал, Константин Иванович приехал, ну, а потом… вас услышал…

– И что? – напряжённо пытаюсь сообразить, куда он клонит.

– Вошёл в калитку, услышал ваш плач, подумал, может, помощь нужна, – разводит руки в стороны, показывая, что он вроде бы ничем для меня не опасен.

Я-то знаю, все маньяки сначала добренькими прикидываются. А этот на маньяка точно смахивает. Взгляд острый, щетина… да там не щетина, почти борода отросла. Небритый мужик в какой-то телогрейке, с заплаткой на груди.

В общем, видок у пришельца не ахти.

Прямо скажу, отталкивающий вид человека, немного похожего на бомжа. Слегка.

Ну, ладно, не на бомжа, так, собственно, любой сельский житель может выглядеть, если десять дней не брился и только что вернулся с огорода.

Мой Алексей каждый день с утра как с иголочки. Поэтому разница колоссальная между этим мужиком и моим… вернее, уже не моим, мужем.

– Мне не нужна помощь, – торопливо мотаю головой.

– Ладно-ладно, я просто спросил, – он и вовсе поднял руки вверх.

Это у него, наверное, тактика такая, заговорить, показать, что ничем не опасен, а потом, как напрыгнет.

Я уже с перепуга и забыла про слёзы и про то, что муж меня бросил.

– Уходите отсюда немедленно, – говорю погромче и недовольно, что кто-то меня увидел в таком неприглядном виде. Зарёванную, с размазанными глазами. А на голове вообще чёрт-те что, от ветра и моих нервных хватаний себя за волосы.

На самом деле я не плакала уже лет сто и ещё столько же не собиралась. Нет у меня такой привычки – сопли распускать. Даже не знаю, что это на меня нашло.

– Хорошо, я ухожу. Только сначала хочу удостовериться, что с вами всё в порядке.

– Со мной всё отлично. Можете идти, – говорю уже своим рабочим, приказным тоном.