Он говорил жестко, с равнодушием в глазах, которого раньше я никогда не видела. Ему было всё равно на мои чувства, на мое больное состояние и жалкий вид. Он будто получал садистское удовольствие, говоря мне неприглядные планы в лицо.

Я прикусила язык и смолчала, желая, чтобы он ушел и оставил меня одну. Пусть раскладывает Ольгу где хочет и когда хочет. Хоть на супружеском ложе, хоть в кабинете, хоть на шкурах у камина.

Моя любовь к Давиду умерла прямо в эту секунду, превратившись в пепел. Мое сердце наполнилось чистой ненавистью и жаждой возмездия, так что я зажмурилась и опустила глаза, чтобы он не увидел моих эмоций.

Но ему было всё равно. Он прошел мимо меня, его шаги зазвучали на лестнице, а затем раздался довольный игривый смех моей сестры. А в себя я, наконец, пришла, когда услышала стук изголовья кровати о стену и стоны. Ненавистные пошлые стоны.

5. Глава 5

Я встала, наконец, с пола на дрожащих ногах и сделала пару глубоких вдохов.

Нельзя раскисать и впадать в плач. Нужно найти документы, взять карточки и срочно уезжать, пока Давид не закончил с Ольгой и не спустился вниз.

Его гнусные требования всё еще стояли у меня в ушах, и мне не верилось, что он их произнес.

– А когда мы с ней закончим, то спустимся вниз, и ты накормишь нас вкусным сытным ужином. Праздничным. Сегодня ведь наша десятая годовщина. С праздником, дорогая любимая женушка!

Господи, какая мерзость. Тошнота подкатила к горлу, и я удержала ее лишь усилием.

Сегодняшний день должен был стать сказкой, очередной перевернутой вехой нашей любви. А стал настоящим кошмаром, которому нет конца и края. Он ширился и ширился, превращая всё вокруг в мрачную темную бездну.

– Документы, Аль, документы, – простонала я сама себе и пошла к лестнице.

Кажется, наши паспорта хранились в кабинете Давида. Мы должны были с ним лететь на острова на этих выходных, чтобы провести время только вдвоем вдали от цивилизации, и я без задней мысли отдала паспорт ему.

Знала бы я, что он мне пригодится для путешествия, и совсем не для заграничного, вцепилась бы в документ мертвой цепкой хваткой.

Кабинет был расположен на втором этаже, что и наша спальня, так что при моем приближении стоны зазвучали громче. Меня колотило, но я старалась абстрагироваться. Не время плакать. Время действовать.

В кабинет Давида всегда нельзя было входить. Только в крайних случаях. А если он работал, то и вовсе запрещено. Я скользнула внутрь на цыпочках, молясь, чтобы успеть забрать всё до того, как вакханалия неподалеку закончится.

Прошла к сейфу и набрала заветный номер. Фух. Он не сменил код. Документы лежали в самом верху, а сбоку я вдруг заметила пачку долларов. Пальцы закололо, и я, недолго думая, забрала и их тоже, суя в сумку, благо, она была довольно вместительная. Компенсация за мои украшения, которые лежали в спальне.

– Ххх, – вдруг раздался, казалось, детский плач.

Я замерла, а затем обернулась и обомлела. Маленький Данилка сидел под столом, скрутившись в позе эмбриона и прикрывая уши. Глаза его покраснели, а лицо опухло от слез. И моя ненависть к Давиду и Ольге лишь усилилась, казалось, разъедая все остальные чувства кислотой.

– Почему ты тут, малыш?

Я присела на корточки, ощущая к нему жалость. Он ведь не виноват в том, что его родители – жестокие ублюдки, которые готовы предаваться похоти, не обращая внимания на то, что он всё слышит.

– Мама не отвела тебя в дальнюю комнату? – спросила я снова, когда он промолчал.

– Уйди, ты плохая, – захныкал Данил и оттолкнул мою руку, когда я попыталась вытащить его из-под стола, чтобы отвести вниз. Негоже ребенку слушать подобную похабщину.