– Тебе есть куда пойти?

– М-м-м.

С ответом на вопрос я затруднялась, ведь и сама пока не знала. Видимо, всё было написано на моем лице, так как Паша нахмурился и покачал головой.

– К матери тебе не вариант. Слушай, если хочешь, можешь у нас пожить. Ирка сейчас в больнице работает, частенько в ночные смены, я, сама понимаешь, почти постоянно на работе.

– А Ирка? – сглотнув, спросила я то, что не решалась узнать. – Я слышала, она замуж вроде вышла.

– В разводе. Детей не было, так что не смогли вместе дальше жить.

Это отозвалось во мне мукой и грустью. Срезонировало с моим отчаянием, которое я испытывала все эти годы. Низ живота вдруг потянуло, и я накрыла его рукой, чувствуя, как всё вдруг запульсировало тупой болью.

– Аль? Что с тобой? Мне скорую вызвать? Он тебя что, по животу бил? Открывай, я посмотрю на предмет синяков. Нужно зафиксировать.

Голос Паши звучал глухо и будто сквозь вату. Он вдруг подошел вплотную и стал тянуть меня за платье, и я не сразу отреагировала, только когда увидела, что стали оголяться бедра.

– Нет-нет! – закричала и отшатнулась. Ударилась спиной о стену и согнулась пополам. – Мне в больницу надо.

Последнее я просипела, чувствуя, как меня корежит, а внизу живота всё пульсирует. Я вся покрылась испариной, а колени подогнулись, не способные сейчас удержать мой собственный вес.

– Не трожь, Паш, – махнула слабо рукой Измайлову, который продолжал считать, что моя боль связана с побоями. – Давид тут ни причем. Точнее, причем, но не так, как ты думаешь. Отвези меня, пожалуйста, в больницу, я… Ай! Я не уверена, что смогу за рулем.

Я застонала и зажмурилась, а затем Паша поднял меня на руки, вынося на улицу. Когда я открыла глаза, мы уже были около его машины. Черный хаммер.

– Ты беременна, – констатировал он, когда усадил меня на пассажирское, а сам сел за руль и нажал на газ, выруливая на дорогу в сторону ближайшей больницы.

– Да, – ответила я тихо и прижала руки к животу.

Ехали мы в полной тишине. Паша периодически косился на мой живот, а я сидела максимально неподвижно, боясь спровоцировать выкидыш. Боль – нехороший признак, но я не чувствовала и не видела крови, что обнадеживало.

Не знаю, как Паша этого добился, но приняли нас сразу.

– Папочка может подождать в коридоре, – сказала медсестра, вызвавшая меня в кабинет к гинекологу.

– Он не отец, – выпалила я, чтобы не ставить Пашу в неудобное положение, а вот он, на удивление, промолчал.

Я не стала разбираться во всем этом и прошла на обследование. Боль уже отступила, но беспокойство меня не покидало.

– Гипертонус матки, – вердикт врача, который и успокоил меня, и заставил напрячься. – Полный покой, никакого стресса. Пропишу вам… Для обследования…

Стресс… Сегодня его у меня было много. И предвидится еще больше, ведь мне предстоял еще и развод. Давид не отпустит меня с миром, а значит, мне еще придется бороться за имущество. Просто так оставлять всё Ольге, когда я столько лет поддерживала Давида и помогала, я не собиралась. Это означало бы выбросить все свои труды и слезы в сточную канаву. И лишать своего малыша того, что ему причитается по праву, я не буду.

Вот только первый триместр – самый опасный, выкидыша я боялась больше всего на свете. Отдохну пару дней, проконсультируюсь с адвокатом и уже после вместе с ним выработаю стратегию.

Пусть Доронин не думает, что я с поджатым хвостом поеду к матери зализывать раны и плакать. Время слез прошло. И я не та клуша, которую себе напредставляла Ольга, горящая жаждой наживы и блеском роскошной жизни. Она совершенно не представляет себе, что такое – быть женой предпринимателя. Это не бриллианты и машины, нет, это лицо. А им владеть она никогда не умела.