– Что последнее ты помнишь? - она спрашивает это совершенно будничным тоном, все еще держа шприц наготове.

– Что это? – указываю взглядом на шприц.

– У тебя же ни на что нет аллергии! Чего пугаешься? У меня есть все медицинские карты нашей семьи, тебя в том числе.

Как приятно знать, что свекровь не очень то приписывает меня к составу своей семьи. Не знаю, что за жидкость она мне хочет ввести. Что уже успели сделать со мной врачи? Как мой малыш? Не повредило ли ему произошедшее. Мозг упорно отказывается подсказать, что же со мной произошло.

Напрягаюсь, пытаясь вспомнить.

– Я обедала. После этого пошла в ванну и темнота. Кажется, слышала сирену скорой. Но больше ничего не могу вспомнить, - с трудом произношу пересохшими губами. Язык слегка заплетается. - Что вы хотите мне вколоть? - с бóльшим нажимом спрашиваю я.

– Давай я просто буду делать свою работу, дорогуша, - она снова приближается к капельнице, на что я резко приподнимаюсь, тут же пожалев, так как чувствую сильное головокружение и слабость.

– Да лежи ты, ёлки палки! Что не так? - свекровь стоит и смотрит на меня с презрением и осуждением.

Я, приниженная ее грубым тоном, стыдливо опускаю глаза. Мне всегда было сложно общаться с врачами, так как я испытываю перед ними почти животный неописуемый страх. А тут мать моего мужа, со всем своим сложным характером, и мы с ней наедине.

– Я беременна, - слегка помешкав, тихо произношу. Мне не хотелось этого говорить, так как она наверняка все расскажет Артуру.

Смотрю как меняется её взгляд. От просто холодного и сердитого, до издевательски пренебрежительного. Рот искривляется в заметной кривой усмешке.

– Теперь мне все понятно, - говорит надменным ледяным тоном, пробирающим до самой глубины моего сознания. - Витамины, не бойся.

Она держит шприц несколько секунд до тех пор, пока я неуверенно не кивну головой.

Что же ей ясно? Не может же она знать, что Артур гуляет налево и спит со своей бывшей. Или может?

Но я никак не ожидала того, что она произносит следом.

– Голубушка, если уж ты ничего не стыдишься средь бела дня и гуляешь налево от моего сына, то хотя бы потрудилась бы найти мужика, который не бросит тебя в ванне в таком беспомощном положении.

На слова свекрови я могу лишь беспомощно моргать, не веря своим ушам.

Мое молчание Елизавета Анатольевна расценивает по-своему, и конечно же, решает, что я с ней согласна по всем пунктам.

– Кстати, он скоро придет, будет время подготовиться. Мне бы тоже хотелось послушать твои оправдания, но я на работе, - женщина проверяет показания на приборе, улыбается самой противной из всех возможных улыбок и собирается выйти, перед этим добавив, - А я ему говорила!

– Елизавета Анатольевна, - слабым голосом окликаю. Она уже выходила, но все же оглядывается, стоя в дверях, - скажите, что со мной было? С ребенком все хорошо?

– Нормально. - отвечает пренебрежительно, - Перетрудилась на чужом то мужике. - подумав добавляет, - И уровень сахара в крови упал.

На этом разворачивается и уходит.

А мне хватает сил лишь на то, чтобы повернуть голову прямо и смотреть в потолок. Руки бы оторвать тем, кто допускает подобных личностей лечить людей.

Хотя, вроде бы у нее и парочка наград даже была. Как лучшей медсестре.

У нас с ней всегда были натянутые отношения. Я всегда из кожи вон лезу, чтобы лишний раз не чихнуть в ее присутствии. А она в свою очередь из кожи вон лезет чтобы выкинуть меня из дома, подальше от своего любимого сыночки.

Наша борьба продолжалась до тех пор, пока однажды она не назвала меня бездетной пустышкой. Артур был в ярости. Ударил по кофейному столику с такой силой, что он разлетелся в щепки. Она задела весьма болезненную тему. Мы вернулись домой после страшных для нашей молодой семьи событий.