Вспоминаю совет мамы, что в случае сильной головной боли нужно с силой потянуть мочки уха. Не помогает, но… Сережки! Вскакиваю с кровати и расстегиваю плотные застежки. Кладу обе на свою ладонь.

Утонченные серьги-продевки из элегантного золота, декорированные нежным жемчугом. Их цена, по моим подсчетам, может превышать пятьдесят тысяч рублей! Сажусь на край кровати, не отрывая от них взгляд.

Я стояла на балконе загородного домика из бруса. Укутанная в плед, с чашкой кофе в руках, наслаждалась видами горной реки и окружающего ее лесного массива. Птицы весело щебетали. В воздухе пахло ароматным зерновым напитком, природной чистотой и росой.

Я слегка вздрогнула, когда почувствовала прикосновение сзади. Но сразу же заулыбалась. Ведь кто же это еще мог быть, как не Артур. Он нежно поцеловал меня в шею, пожелав доброго утра и скорейшего возвращения в спальню.

Я непроизвольно провожу рукой по шее, вспоминая нежное касание его губ.

То, как я выгнулась, подставляя все новые и новые участки для его ласки. Я стояла зажмурившись от наслаждения и не видела, что снизу Артур держит маленькую бархатную коробочку.

– С годовщиной, дорогая, - мягкий бархатистый голос и теплое дыхание пробуждали во мне огонь страсти и желания.

Я опустила голову и была на седьмом небе от счастья. Тонкие, нежные, аккуратные не вычурно-богатые серьги. Артур знает меня как никто другой.

И вот я в отеле. В номере, оплаченном братом Артура. Без копейки в кармане. Без мужа. Без семьи. Одна.

Прости, малыш.

Конечно же, я не одна. Но я еще не до конца свыклась с этой мыслью: я беременна. Никто не может меня защитить. А малыш защитил. Только благодаря ему мы остались целы.

В голове эхом проносится тихим шепотом слово аборт. Но я сразу же прихожу в такой гнев! Нет! Я столько сделала, ради появления этого малыша. Об операции и речи быть не может.

Мама, дай бог ей долгих лет, как-то мне сказала: “Исправить ва этой жизни можно абсолютно все, кроме чьей-то смерти”. Как же она права. До тех пор, пока я жива, я сделаю все, что от меня зависит.

Даю себе слово, что то, что произошло со мной сегодня впредь больше не повторится.

Жаль, что я не могу обратиться в полицию. Верю в то, что этого мерзавца, обокравшего меня, поймали бы. Может быть, я смогла бы вернуть часть своих денег. Вот только еще до того, как полиция закончила бы со мной составлять портрет, Артур узнал бы где я.

И примчался. И схватив за шкварник, поволок домой. Я конечно утрирую. Он никогда не поднимал на меня руку, всегда был нежен и внимателен. Но только со мной. Для остальных он всегда был строгим, жестким мужчиной, не терпящим возражений.

Не смотря на его спокойный тон, я всегда переживала, если где-то косячила. Помню как однажды не доглядела, сдавая на нашей машине задом, въехала в дерево и разбила фару. Я была уверена на все сто процентов, что он будет в ярости. Тряслась как осиновый лист. А он лишь обнял, успокоил, и спросил, сильно ли я испугалась.

Слезы катятся градом по моему лицу. Осторожно кладу серьги на прикроватную тумбочку. Ложусь на подушку, и продолжаю смотреть на серьги.

Смогу ли я расстаться с дорогим моему сердцу прошлому, ради будущего? Конечно смогу. Обмен совершенно неравноценный. Но вот смогу ли я не чувствовать от этого горечи…

Дело ведь не в стоимости этой вещи, а в ее ценности. С другой стороны… При разводе я бы их вернула.

Уже засыпая, сквозь всхлипы и слезы, принимаю решение обратиться завтра в ломбард. Если я смогу быстро найти работу, то и серьги выкуплю.

Достаточно оптимистично, в моем то положении, но унывать я не привыкла. Можно всю жизнь жалеть себя, но если не будешь ничего делать и менять, то так и останешься на дне.