Мне так плохо становится и хочется уснуть… Уснуть и никогда не просыпаться…

– Отдохни, Элина, поспи… Завтра мы пройдем полноценное обследование, а сегодня я распоряжусь, чтобы медсестра поставила тебе капельницу, немного успокоительного не помешает… – Виктория Павловна вещает со знанием дела.

И я просто киваю в ответ на ее слова, сил нет ни на сопротивление, ни на то, чтобы послать продажную врачиху, которая наблюдала беременную любовницу моего мужа и, возможно, продолжает наблюдать. Это ее обязанность. В отличие от меня, Полина родит свое дитя…

Черные у меня мысли, злые, но свет во мне убили сегодня, растерзали просто. Поэтому я отворачиваюсь от врача и безучастно смотрю в стену.

Вновь по виску стекают мои слезы, а я думала, что выплакала все, но, оказывается, не все…

Возможно, я проваливаюсь в легкую дрему, из-за переживаний мозг просто отключается, но я слышу, как открывается дверь и в палату входит медсестра, как она вкатывает капельницу, затем сверяется с медицинской картой. Молодая совсем девчонка, соплюшка. Возможно, пришла сюда после университета.

Она что-то внимательно изучает в моей медицинской карте, после сверяется с названиями препаратов, которые ей доверили мне прокапать.

Девушка настолько медлительна, что привлекает мое внимание, и я наблюдаю за ее растерянностью, за тем, как она листает бумаги и вновь поднимает препарат, рассматривает его, бросает на меня опасливый взгляд. И в ее глазах я читаю сомнение.

Совсем молодая, даже симпатичная, но лицо уже профессионально безучастное. Мое горе – только мое горе. Потеря малыша значима только для меня…

И эти мысли ранят. Я отчего-то продолжаю, даже не мигая, наблюдать за потугами молоденькой медсестры, она берет шприц, открывает препарат, затем вновь бросает на меня опасливый взгляд.

Девушка отчего-то медлит, скользит по мне взглядом и почему-то бросает странный взгляд на мою руку.

– Какие-то проблемы? – моему терпению приходит конец, и я раздраженно спрашиваю у девицы, которая, видимо, не в силах проткнуть мне вену и поставить катетер.

Медсестра не отвечает. Вновь глядит на меня, на шпиц в своих руках и опять на лекарство, его она уже успела открыть.

– Извините, мне нужно переговорить с вашим лечащим врачом, – наконец, выдает девица и откладывает шприц.

– Какие-то проблемы? – задаю вопрос немного надменно, так как неумеха в дорогой клинике — это нечто новое, или же вектор сместился, и теперь все бегают на задних лапках перед новой будущей женой Соколовского, а я так… отрезанный ломоть?

Меня же настороженность и неопытность медсестры просто обескураживают. Она вновь извиняется и, пряча глаза, быстро уходит.

Мне бы отвернуться и ждать, когда медсестра либо вернется, либо ее заменит более опытный сотрудник, но… что-то торкает будто. Какое-то внутреннее ощущение. Не знаю, как это определить, возможно, срабатывает интуиция или же какое-то предчувствие. И я сажусь на постели.

Меня будто что-то ведет вперед, поэтому я осторожно спускаю ноги и босыми ступнями упираюсь в пол, как старая и неповоротливая черепаха, помогаю себе слезть с койки, ощущаю, как от движений тянет низ живота.

Мне бы вернуться в постель, принять горизонтальное положение и отдыхать после пережитого, но я… не могу.

Меня тянет к открытой двери, к полоске света, которая проскальзывает в палату из коридора.

Я тихонечко, что называется, по стеночке крадусь вперед, упираюсь ладонью и иду. Глупая. Дура. Понимаю, что в любой момент могу спровоцировать новое кровотечение, но мне наплевать.

Уже наплевать. Своего ребенка я потеряла, а о том, что могу истечь кровью, я как-то не думаю.