– Да ты и есть бракованная, – выплюнул мой муж и отвернулся, чтобы поднять с пола трусы.

Трусы, которые ему покупала я.

От души размахнувшись, я выписала ему пинка.

Не помнила, как выбежала на улицу. Давка в метро показалась мне пустяком по сравнению с невозможностью дышать. Гул голосов в офисе – все это было ерундой по сравнению с давящей тишиной, что звенела в ушах.

Как доработала этот день? Не знала. Шла по улице, не замечая дождя, пока холодные капли смешивались со слезами. В кармане то и дело жужжал телефон.

«Вернись. Давай поговорим как взрослые люди» – писал Игорь.

Забежав от дождя в супермаркет, я привычно засунула купюру в автомат с кофе и потянулась за шоколадкой. Той самой шоколадкой, которую Игорь подарил мне на первом свидании. Тогда она казалась мне самой вкусной на свете…

В память об этом дне я часто покупала этот отвратительный шоколад с фундуком. Этот ритуал давно перешел в привычку. Дрянной кофе и подобие шоколада.

Вернув шоколад на место, я оплатила на кассе только кофе, чтобы тут же выбросить его в урну. Для этой привычки в моей жизни места больше не осталось.

В квартире-студии пахло чужими жизнями. Отбеленные простыни, пятно от вина на ковре, формой походящее на Австралию; мини-холодильник, жужжащий как раздраженная оса.

Достав из кладовки старый чемодан, я положила его на кровать. Пружины старого матраса тут же взвизгнули, будто протестуя против моего здесь присутствия.

Я всегда ненавидела эту квартиру. Она досталась мне от бабушки по наследству. Однокомнатная. После ее смерти я переделала ее в студию, чтобы сдавать в краткосрочную аренду через риелторскую контору, но около двух лет назад расторгла договор.

Мы продали свою предыдущую квартиру, и нам нужно было где-то жить, пока рабочие заканчивали ремонт в купленном нами доме.

Игорь называл это место квартирой для свиданий и смеялся надо мной, когда я ругалась на посторонние запахи или внезапно обнаруженные новые пятна на ковре.

Теперь эти запахи стали спасением. Хотя бы здесь не пахло им, не пахло моим разочарованием. А еще здесь до сих пор оставались мои вещи. С собой в дом я перевезла далеко не все.

Раскрыв потрепанный чемодан, я достала из него пустой пакет, непонятно как оказавшийся там. Скомкав его, бросила к мусорному ведру, где уже лежали коробки с недопитыми таблетками. Антидепрессанты. Снотворное. Витамины для «улучшения фертильности». Все, что осталось от моих попыток стать мамой.

Раскрыв створки, я уставилась на висящие на вешалках платья. Рубашки, брюки, белье, старые сумки и обувь. Здесь было все то, что я не взяла с собой в “новую жизнь”, где собиралась посвятить себя предстоящему материнству.

Шкаф скрипнул, будто предупреждая, что иногда лезть в прошлое не стоит, но я не послушалась. На верхней полке за банными полотенцами была спрятана моя тайна. Маленькая коробка, обернутая в розовую бумагу с единорогами.

Достав ее, я села прямо на пол и невольно сжала коробку в руках. Я знала, что лежало внутри. Это были пинетки. Белые, с вышитыми голубыми облачками. Я купила их три года назад, сразу после третьего ЭКО, когда врач сказал, что в теперь-то у нас точно получится.

До того, как принести их сюда, я долгое время держала коробку в ящике стола на работе. Прятала, как прячут письма умершим, пытаясь заглушить собственную боль от утраты.

Игорь об этой моей импульсивной покупке так и не узнал.

– Сволочь, – прошипела я, сдирая бумагу. Мой голос звучал чуждо, как у ведьмы из фильма. – Ты плакала над ними по ночам. Представляла, как он увидит и…