Правда, следующее утро, как и весь день, хочется быстрее прожить, а он тянется, разумеется, медленно. Работа с бумагами самая нудная. В который раз убеждаюсь, что мне больше нравится быть гидом и общаться с живыми людьми.

В Сапсане до Москвы меня вырубает. Не могу проснуться, даже когда Женя ласково целует меня в губы, встречая на вокзале. Что-то бормочет, что-то обещает, но я совсем его не слушаю. Всё завтра.

Но в утро субботы мужа дома нет.

Едкое сомнение тут же поселяется в душу. Нет, так жить просто невозможно! Я как на качелях: то вверх парю, то падаю вниз.

— Кирюш, ты можешь приехать? Я очень хочу с тобой поговорить, — мама вроде и вопрос задаёт, но категорично, в своей манере, когда звонит в половине двенадцатого.

Я ежедневно отчитываюсь маме о проделанной работе и, разумеется, спрашиваю про ее самочувствие. С каждым днём мне даётся это все легче.

Соглашаюсь приехать потому, что по некоторым вопросам мне нужно её решение и подписи на документах.

Однако увидев маму, я понимаю, что дела подождут.

— Что случилось?! — спрашиваю севшим голосом, глядя в её бледное лицо. — Только не говори, что…

Нет, я не могу произнести такое вслух.

— Ты что, с малышом всё в порядке! — тут же успокаивает меня мама.

От сердца сразу же отлегло. Как бы я ни пыталась абстрагироваться от её беременности, понимаю, что переживаю и за маму, и за ребёнка.

Дом в мое отсутствие заметно преобразился. Стены окрашены в темные цвета, мне не нравится это давящее ощущение. На полу в гостинной раскинулся белый пушистый ковер. Мягкий, в нем приятно утопают ступни.

Мама усаживает меня на диван и сама заваривает нам чай.

— Давай сначала я скажу, а потом ты выпьешь, — произносит она.

Я невольно дергаюсь. Что ни разговор с ней, то всё какой-то неприятный сюрприз. Так никаких нервов не хватит.

— Что случилось?

— Кирюш, я тут подумала. Пойми меня только правильно, хорошо? Я люблю тебя и всё такое…

— Давай без лирики, мам. Режь уже хвост целиком, — требую.

Чем быстрее узнаю очередные плохое новости, тем лучше.

— Ладно. Я подумала, что хочу отдать тебе этого нерожденного малыша на усыновление, — уверенно говорит мама.

Я молчу, оглушенная. Мама тоже молчит, ждёт моей реакции. И после временного ступора на меня накатывает.

— Ты не можешь говорить такие вещи серьезно! Просто не можешь! — Я вскакиваю с места.

Хорошо, что кружки с чаем стоят не с краю, иначе я бы всё опрокинула.

— Ты в своем уме?! Мам!

— Я всё обдумала, — мама спокойно сидит в кресле, когда я нервно меряю комнату шагам. — Этот ребёнок спасет ваш с Женей брак. Он будет похож на тебя. Вы можете сказать, что он ваш. Я ни в коем случае не хочу сказать, что это твой единственный шанс иметь малыша, Кирюш. Если получится, то ты родишь еще детей. Просто все будут в выигрыше. Я не готова снова стать матерью. Мне сорок три, в конце концов!

Ясно. Мать просто заботится о себе и о своей красоте. Едва ли её заботит мой брак. Бессонные ночи в сорок лет — вот что её пугает.

— Но это же твой ребенок!

— Кирюш, ты — мой ребенок! Я хочу, чтобы ты была счастлива! И потом, я же не на улице бросаю младенца, не в детдом его отдаю. А тебе!

Я уже навернула несколько кругов по комнате, а мама по-прежнему спокойна. Я пытаюсь выдохнуть, замедлиться и попытаться понять мамину логику. Опираюсь плечом о стену, сложив руки на груди. И дышу. Медленно и размеренно.

Отдать своего ребенка. Это невероятно! Но отдает мама его мне! Не кому-нибудь!

— Дочь, — мама порывисто встаёт с кресла и подходит ко мне, но я отстраняюсь, — пойми. Я хочу как лучше. Я же вижу, с каким волнением ты слушаешь врача о состоянии малыша. Я буду любить его, баловать. Даже готова быть самой хорошей бабушкой. Но в стороне. Я знаю, что ты для него будешь лучшей матерью, чем я. Поэтому я хочу для него, — она кладет руки на живот, — только лучшего.