— Мне еще двести грамм текилы.

Ищу в карманах карту. Выворачиваю их. Ключи, мелочь и презервативы. А пластиковой подруги нет. Как же так. Вот беда. Не зря же говорят, беда не приходит одна. Этих копеек не хватит. Как там сердцеедки делают? Пытаюсь включить «режим тигрицы».

— Извините, а за счет заведения нельзя милой даме с разбитым сердцем и душой плеснуть обезболивающее? Чтоб до рассвета вот тут, — тру грудь, — не болело. Надо срочно обеззаразить открытую рану, чтоб инфекция не пошла дальше.

— К сожалению, нет! — кидает на меня скептический взгляд, тщательно натирая бокалы.

— Это жизненно необходимо мне.

— Какая интересная последовательность: мелочь, ключи и пачка для продолжения вечера. — Рядом усаживается мужчина. — Прошу, сделайте метательнице ядра всё, что она хочет. У нее сегодня явно был трудный день. — Протягивает руку для пожатия. — Хотел еще раз извиниться перед вами.

Собираю в кучу глаза. Чтобы рассмотреть красивую, ухоженную ладонь. Надо же, все линии жизни так четко вырисованы. Подходит для моего матча-реванша под названием «Измена». Исследую дальше, от ладони к запястью, от запястья по выпуклым жилкам вверх, к локтю, где закатаны рукава. Упираюсь в широкую грудь в белоснежной рубашке. Сверху пуговицы расстёгнуты до майки, которую надевают под рубашку, и от этого сочетания вещей грудь соседа кажется визуально шире.

— Вот и здрасти снова. Это знак судьбы, раз мы снова встретились. Сергей.

— Кто? — поднимаю глаза выше.

На мускулистой шее такие же вены, как и на руках. Что нужно делать, чтоб накачать так ее? Вся смесь красоты перетекает в волевой подбородок, на котором обживается двухдневная растительность.

— Сергей!

Его губы зашевелились. И я взглянула на его лицо. Опустила глаза на тонкие губы, потом посмотрела в зеленые глаза. Мне показалось, как будто на меня смотрел мой муж. У него такие же яркие глаза, как у этого парня. Или это мой мозг ищет черты мужа в других, в надежде, что тот отыщет меня, крепко прижмет к себе и скажет: «Любимая, это всё неправда». Быстро опускаю глаза на ладонь, которую новый знакомый продолжает держать для приветствия.

— Мой слегка уставший сотрудник вам нагрубил, а вы помяли ему дверь машины кирпичом. Меткий бросок.

— Хм, жаль, что не лицо. Я целилась именно туда, — опрокидываю стопку, кривлюсь от горького пойла. Слизываю соль, жую лайм, как огурец.

— Вы неправильно пьёте этот напиток. Бармен, еще две порции.

— Не надо! Я, пожалуй, пойду!

Он спрыгивает первым. Кладет руки на плечи и усаживает меня назад.

— Вы хотите надраться! Так давайте я вам покажу, как надо это делать, чтоб плохо не было завтра.

Он становится со спины. Но руки не убирает с плеч. Проводит по воротнику к месту, где завязан пояс.

— Снимете плащ… Будет жарко, — говорит мне прямо в ухо.

Может, конечно, эти движения ничего для него не значат. Но для меня он слишком близко. Он не то чтобы нарушил мое лично пространство, он широким шагом переступил его. Бросает в жар стыда.

— Не надо, — перехватываю его руки, — мне и так хорошо.

Затягиваю ремень еще туже. Ведь под ним ничего нет, кроме проклятого белья.

Берет мою руку, три пальца сжимает в кулак, оставляя указательный и большой.

— Как тебя зовут?

— Ксения!

— Итак, Ксюша, текила — это же не водка обычная. Ее надо уметь пить, — сыплет соль на ямку между пальцами.

— Облизывай, запивай и закусывай. Но только мякоть. Кожуру не надо. Поняла?

Проделываю все по инструкции, и вкус правда другой уже во рту.

— Молодец! Еще по одной?

— Думаю, уже хватит на сегодня. Я изрядно пьяна. Мне еще нужно найти место временного пристанища. Хотя бы на ночь.