Это была последняя капля. Закрыв лицо руками, Мира опустилась на снег и заплакала. Жалобные всхлипы вырывались у нее из груди, а слезы капали сквозь лихорадочно подрагивающие пальцы.

Раздался хруст снега под чьими-то тяжелыми шагами, и свет фонаря загородила чья-то тень.

- Девушка, что с вами? — раздался удивленный мужской голос именно того бархатистого оттенка, что сводит сума всех женщин, а в особенности юных дев. — Девушка! Что-то случилось?

Но Мира не была девой, и уж тем более юной, в ноябре стукнуло тридцать три года.

Вскинув голову, она встретилась лицом к лицу… с Дедом Морозом. От неожиданности притихнув, она пару раз сморгнула, чтобы слезы скатились с ресниц, не мешали смотреть. Да, действительно Дед Мороз. В роскошной красной шубе, с серебристой бородой, не поддельной, а настоящей, только не длинной, а так, обычной. Брови у деда так же были серебристыми, а щеки румяными от грима.

Осталось только спросить басовито, тепло ли тебе девица, тепло ли тебя красная, но дед с тревогой взирал на нее, опираясь на посох, а в руках держал пустой мешок…

- Ну, что случилось-то? — повторил он вопрос, протягивая руку в вышитой рукавице.

Но Мира как-то не спешила принимать помощь от этого странного деда. Наоборот, она даже отпрянула в сторону, чуть не повалившись в сугроб.

- Все ясно, — вздохнув, дед вдруг повернулся назад, и заорал. — Маааам! Маааам! Тут девушка! Она меня боится!

- Так не мудрено, — раздался голос той самой женщины из квартиры Гальки. — Ты бы себя в зеркало-то видел?

Приветливая женщина была закутана в большой меховой платок, на ногах белые валенки, а в руках большое одеяло, которым она бережно накрыла Миру, и ласково прожурчала, как добрая ласковая бабушка.

- Идем, милая, идем… нет-нет, не нужно сопротивляться, — улыбнулась она, когда Мира заупрямилась как маленькая. Так как привыкла все свои проблемы решать сама. — Никто тебя не обидит, идем, идем милая.

И Мира не в силах сопротивляться такой заботе и добродушию, что исходили из этой маленькой женщины, что позволила ей увести себя в дом.

- А ты куда? — вдруг оглянулась добрая женщина на сына, топавшего следом.

- Домой, — удивился тот такому странному вопросу. Даже замер на секунду опешивши.

- Мандарины собери, а потом уже иди, — лукаво сверкнула мама взглядом, и тот вскинув голову к нему, кивнул.

- Хорошо, — и отложив свой посох, принялся собирать рассыпавшиеся мандарины в мешок.

Мира судорожно всхлипывая вошла ведомая доброй женщиной в подъезд, а за тем в квартиру. Огляделась. Да, от того прежнего интерьера не осталось и следа. Сейчас в небольшой трешке царил стиль прованс, созданный отнюдь не хозяйкой, а при помощи грамотных дизайнеров по интерьеру. Нежные кремовые оттенки, неброские цветочные принты, занавески из беленого льна, коврики, подушечки, и прочие милые безделушки добавляющие уют в доме.

- Вот так, присядь, милая, — улыбнулась мама деда Мороза, который, к слову сказать пока еще не собрал рассыпавшиеся фрукты и в квартиру не вошел за ними следом. — Держи тапочки. Сейчас чайку попьем, а там и поужинаем. У меня уже почти все готово. Звать-то тебя как?

- Ми-мира, — произнесла послушно Мира, начиная тихонечко успокаиваться, отогретая ласковыми словами доброй женщины. — А вас?

- Любовь Васильевна, — улыбнулась та, и стала еще приятнее от этих разбегавшихся в разные стороны мелких лучиков морщинок. Ее светлые волосы были собраны в пучок на макушке, а румяное с морозца лицо приятным. — А сына моего — Пашей. Он парень у меня хороший, ты его не бойся.