— Уйди и закрой дверь с той стороны, — хрипло выдохнул он. Я обидно усмехнулась и последовала его совету.

Уже стоя в своей комнате, я запоздало смутилась, но всё равно не могла объяснить эту свою эскападу. Зачем я пришла к нему? Во мне что, заговорила подруга с её извечным «если хочешь забыть хахаля, прыгни в руки принцу»? Или я закрыла свой гештальт? Или мне больно и я хочу причинить боль всем окружающим? Что я хотела от Никиты?

Дверь распахнулась от удара. Облокотившись на косяк, стоял Ник. Меня впечатало в него с силой магнита. Я влетела в его грудь, судорожно зацепилась пальцами за плечи, а он… Ответил. Подхватил на руки, заставляя обвить ногами, хлопнул, закрывая дверь…

Он не целовал. Он отвоёвывал своё. Грубо, напористо, размыкая мои губы своим языком. Больно сжимал в руках. Я хрипло, ошалело дышала, готовая сорваться в истерику. Его пальцы надавливали на чувствительные точки. Они касались груди, сжимая, отводя платье в сторону. Он прикусывал шею.

— Не закрывай глаза… Не закрывай… Смотри на меня…

И я смотрела. Было в этом что-то извращённое, целоваться с открытыми глазами, ловить в его зрачках разгорающееся пламя.

Меня прижали спиной к стене. Меня клеймили поцелуями и укусами. Меня мучили томительным ожиданием. Я психовала, сжимала ноги на его талии сильнее, стараясь приблизился, царапала плечи, а он, поднимая на меня глаза, усмехался, и на губах играла улыбка дьявола, что искусил непорочную монашку.

Щелчок пряжки ремня. Ткань нижнего белья в сторону. И меня коснулось его желание, непоколебимое, сильное, напористое. Я обмякла в его руках, а он, схватив меня за бёдра, опустил. Я взвизгнула, забилась в накрывающей агонии наслаждения. Он дёрнулся. Я в унисон. А потом рывок, и постель холодит спину. Ник нависает надо мной, не разрывая нашего контакта. Задирает платье, проводит по животу пальцами. Его рука скользит выше, ладонь накрывает грудь. Я сжимаюсь вся внутри, требуя, чтобы он двигался. Но он медлит, доводит до исступления, когда я готова выть от желания. И он подаётся вперёд… Назад…

Я тяну его футболку наверх. Мне хочется его тела, обнажённого, сильного. Ощутить вкус его кожи с нотками табака и дымного костра, на кончике языка — щепоткой соли. И Ник стряхивает лишнюю одежду. Я провожу языком по шее, спускаюсь к ключицам. Он сквозь сомкнутые зубы выдыхает и ускоряется. А я ловлю эти движения, попадаю в такт. Подстраиваюсь, чтобы, когда пелена огня застилает его глаза, судорожно всхлипнуть, выгнуться навстречу, сжаться и забиться в неконтролируемом всплеске пика возбуждения. Уловить его рваные движения, жёсткость напрягшегося тела и хриплого дыхания. Ощутить, как мир взрывается светом сверхновой…

— От тебя летним лугом пахнет, колокольчиком… — он всё ещё лежит сверху, закутывая в своё тело, не даёт двинуться. И дышит в шею, ласкает языком. Желание, ещё несколько минут назад удовлетворённое, урчащей кошкой свивается внизу живота.

— А от тебя зимним костром… — мой голос тих, зачем-то я ловлю его взгляд, он проводит пальцем по моим губам, размыкая их.

И потом он не уходит. Ложится рядом, притягивая к себе, дышит, целует, гладит. Я несмело отстраняюсь.

— Зачем? — он всматривается в моё лицо, подозреваю, пытается разглядеть предвестники дамской истерики. Но я лишь улыбаюсь.

— Душ… — противозачаточные, это, конечно, вещь, но раз в год и лопата огнестрелом оборачивается.

— Не позовёшь? — он приподнимает бровь и демонстративно заостряет внимание на моей груди.

— А ты хочешь? — с сомнением спрашиваю, ища тапочки.