Папа должен был поддержать меня! Меня, а не советские представления о браке и семейных ячейках! Мою жизнь и мой выбор! Сашку, в конце концов, а не доисторическое понятие безотцовщины.

Руки обнимают руль, и бессильно опускается голова. Может записаться к психологу?

— Девушка, с вами всё в порядке? — не знаю, что заставляет вздрогнуть — стук в стекло или резкий звук клаксона. Спать в машине мне ещё не приходилось… — Девушка?

Стук повторяется, пока я устало тру глаза, начисто забыв о макияже. Впрочем, вряд ли после пролитых слёз я выгляжу принцессой.

— Всё хорошо, спасибо за беспокойство, — в некоторых случаях отсутствие уличных фонарей — благо.

Дверь мне удаётся захлопнуть со второго раза. Нажимаю на закрытие дверей и чувствую, как подгибаются ноги, меньше всего ожидая, что меня подхватят.

— Девушка, — укор в тоне незнакомого мужчины приобрёл вселенские масштабы, — разве можно водить в нетрезвом виде! Куда вас проводить?

— Я в норме, — равновесие, наконец, восстановлено.

Неудивительно, что он решил будто перед ним алкоголичка — нервы подорвали все системы организма, и я в прямом смысле валюсь с ног, а парфюм, подаренный Кириллом, заметно отдаёт спиртом. Уже трижды мне приходилось проходить освидетельствование из-за чересчур придирчивых гаишников и трижды оставлять их в дураках. Такая своеобразная забава.

— Я в курсе, что она у каждого своя, — весело хмыкает он, — и моя от вашей заметно отличается.

— Чем же? — мы идём рядом, и то ли он выполняет своё обещание, то ли нам просто по пути.

С этого ракурса я вижу лишь то, что едва достаю ему до плеча и очертания рельефной руки в коротком рукаве футболки.

— Градусами.

Ему бы в клоуны, а то такое дарование пропадает. Отвечать не собираюсь и, похоже, что он этого и не ждёт, открывая передо мной дверь подъезда.

— Я в состоянии подняться на свой этаж! — раздражённо оборачиваюсь. Вот только в отличие от тёмной улицы, на первом этаже горит яркая лампа и взгляд изучающего моё лицо мужчины меняется с каждой секундой. — Проводили до подъезда и хватит!

— Могу проводить до квартиры, — вместо насмешки в голосе звучит неподдельное сочувствие, — и даже заботливо подоткнуть одеяло. А могу предоставить коньяк и компанию.

— А не пойти бы тебе…

— Мы — соседи, — перебивает он, заглядывая в правый от нашего почтовый ящик, — ты из пятьдесят второй?

— С чего ты взял? — это самое быстрый и непринуждённый переход на «ты» в моей жизни.

Тёмные волосы, светлые глаза, слишком загорелая кожа даже для заграницы и зелёная футболка, свободная, но не скрывающая отсутствие пивного живота.

— Туда недавно заехали новые жильцы, — он забирает ворох писем, — Вадим.

— Кира, — любезности закончились, и мы ждём лифт.

В два часа ночи он не нужен никому, поэтому так и стоит на девятом этаже — с того момента как я его вызвала. Поднимаясь, мы молча изучаем расклеенную вокруг рекламу.

— Я из семьдесят второй, — несвойственней мне порыв возобновляет диалог.

— Ты — дочка Игоря Ростиславовича, — констатирует Вадим.

Интересно, это я так известна в собственном районе или у соседа всё хорошо с логикой?

— Бинго! — хорошо, что в старых лифтах нет зеркал, не хочется видеть собственную кривую улыбку.

Щёлкает кнопка, и двери с натугой открываются, открывая вид на родительскую квартиру.

— Кира, — рука с зажатыми ключами опускается, и я разворачиваюсь к соседу, которого вижу впервые в жизни, — не пугай отца. Моя ванная в твоём полном распоряжении, — он улыбается, но не насмешливо, а как-то по-доброму.

— Всё так плохо? — больше собственного отражения меня беспокоит нежелание возвращаться к неоконченному разговору и тоскливому папиному взгляду.