— Я простила Меркулову, — он вскидывается в ответ на мою улыбку, — почти простила. В конце концов, мне ли не знать, как сложно устоять под твоим напором.

— И щенка простила? — его самого передёргивает от вопроса, но тёмные глаза не отпускают моё лицо.

— Прекращай его так называть, — неприязненно морщусь в ответ.

Пусть Хоффман далеко не идеал, но может обыграть любого, не хуже самого Самсонова. И презрительная кличка режет слух.

— Защищаешь любовничка? — не могу понять чего в нём больше — горечи или ярости.

С пониманием у меня сейчас вообще туго — каждый ответ я пропускаю через десятки фильтров, стараясь держаться нейтрально. Зря сюда приехала, очень зря! Надо было хватать Сашку, брать билет на самолёт и бежать из города. Подальше от Самсонова, Хоффмана и грядущих неприятностей! И пусть я винила бы себя за трусость, зато смогла бы собраться, успокоиться и выработать хоть какую-то тактику в общении со всеми ними.

— Кира! — протяжный шёпот и Самсонов плюёт на условности.

Он крепко обнимает меня за талию, рукой зарывается в волосы и касается лбом моего лба. Рваный вдох. Понимание того, что ему хреново так же, как и мне, отдаёт садистским удовлетворением.

— Не могу, родная! — тихий голос звучит обречённо. — Не могу отпустить! Подыхаю от одной мысли, что тебя касается кто-то другой! Не могу работать! Не могу думать ни о чём, кроме тебя! Твои губы, твои руки…

Перетерпеть. Просто подождать, пока Кирилл выскажется. Я почти не слушаю, напевая про себя дурацкую песенку. Почти. Но его слова пробиваются через все заслоны, реагируя одинокой скатившейся по щеке слезой. Чёртовы нервы! За последние пару суток я пролила слёз больше, чем за всю жизнь.

— Кирёнок, возвращайся! — взгляд — глаза в глаза. — На любых условиях. Я позволю тебе всё! Хочешь щенка — играйся, я вытерплю! Всё, что угодно, Кир, только не уходи! Прошу тебя!

— Пошёл ты! — отталкиваю Самсонова, отворачиваюсь и опираюсь ладонями о крышу машины. — Не равняй меня с собой, Самсонов! Я доверила тебе свою жизнь, потому что любила. Потому что не представляла как это — без тебя.

— А сейчас?

— Сейчас я презираю себя за слабость, — поворот и мы смотрим друг на друга так, как тогда, в номере, где разбилось моё сердце. — За то, что предпочла спокойствие правде. За то, что слишком поздно поняла, что любовь закончилась.

— Тогда почему ты плачешь, Кир? — Самсонов не делает попытки приблизиться.

— Плачу? — я провожу рукой по щеке и растерянно изучаю влажную ладонь. Злая усмешка касается моих губ. — Как всегда самонадеян, Самсонов. Знаешь, что это? Это надежды. Это мечты. Всё то, что делало наш брак живым.

Открыв машину, забираю сумку из салона и включаю сигнализацию. При взгляде на стоящего в двух шагах мужчину накрывает нерешительность, но я отбрасываю её как лишний груз.

— Сашка спит с часу до трёх и после девяти вечера, — сообщаю это тому, кто итак должен быть в курсе. — И не забывай, что ты приезжаешь к нему. Не ко мне.

Не оглядываясь, я скрываюсь за дверью подъезда, предчувствуя, что это далеко не все неприятности на сегодня.

14. Глава 14

— Кира, это ты? — папа выходит в коридор в домашних брюках и вельветовой рубашке поверх футболки.

— Я, пап, — завтра же возьму Сашку и поеду за новой обувью!

Босоножки, состоящие из одних шнурков и высокого каблука, летят в угол, дважды ударяются об стену и падают на пол бесполезной кучей. Я всё-таки победила — у левой босоножки сломан каблук. Сегодня не мой день. Вся неделя не моя.

— С тобой всё нормально?

— Переживу, — хочется рвать на себе волосы от бессилия, но я поднимаюсь и иду за ним в кухню.