Евгения Игоревна выглядит так, будто проглотила лимон и закусила его кактусом. Она старается сохранить лицо, но ненависть, с которой она смотрит на меня и Илью, просачивается сквозь маску.

- Пойдем, Женечка, - приказывает Олег Платонович. – Оставим Илью с Валерией наедине. Пусть поболтают.

Замираю в ужасе. Буквально перестаю дышать, провожая взглядом уходящих.

Дверь закрывается, и мы с Ильей остаемся в комнате одни, не считая ребенка на моих руках. Делаю глубокий вдох и осмеливаюсь посмотреть на мужчину.

Встречаю его холодный, пробирающий до костей взгляд. Он не сулит мне ничего хорошего.

Мужчина молчит, рассматривая меня, как какое-то диковинное насекомое. С долей отвращения.

Почему он не возразил отцу? Даже не попытался! Илья Осипов не из тех, кто соглашается с тем, что ему навязывают. Он не раз создавал семье проблемы. Мог бы и откреститься от этого дурацкого брака.

- Зачем?.. – хочу спросить его об этом, потому что затянувшееся молчание давит на нервы всё сильнее.

- Молчи! – обрывает меня мужчина. – Не говори со мной, Лера. Даже не открывай свой рот.

Тон и слова Ильи бьют, как пощечина, и это задевает. Я совсем не готова к такому.

Моргаю часто-часто, чтобы не дать пролиться слезам.

Сын в моих руках начинает кряхтеть и дергать ручками. Открывает заспанные глазки. И тут же слышится недовольный плачь.

Вдыхаю поглубже. Что бы ни происходило вокруг, у меня есть маленький мир, где только я и мой ребенок. В этом мире нет места тревогам и боли. Только любви.

Мой малыш – мое спасение. Он не дает соскользнуть в отчаяние.

- Привет, соня, - нежно целую теплую мягкую щечку. – Выспался? Давай проверим, как твои дела?

Кладу сына на кровать, чтобы проверить подгузник, и чувствую на себе прожигающий спину взгляд Ильи. Жду и надеюсь, что он уйдет. Оставит меня с моим малышом.

Но мужчина не двигается с места.

Я меняю ребенку подгузник и глажу животик. Недовольное голодное кряхтение набирает обороты, становится все более и более требовательным.

- Мне нужно покормить, сына, - раздраженно сообщаю застывшему за моей спиной мужчине. – Не мог бы ты уйти?

Замираю в ожидании его реакции.

- Нет, - грубо отрезает Илья.

Просто «нет» и всё. Такой теперь будет моя жизнь?

Даже не стану унижаться, прося его хотя бы отвернуться. Сама устраиваюсь на кровати так, чтобы остаться к Илье спиной. Беру обратно на руки сына, спускаю с плеча лямку платья и обнажаю одну грудь. Малыш тут же жадно хватается ротиком за сосок. Недовольное кряхтение сменяется удовлетворенным причмокиванием.

- По твоей вине я никогда не увижу, как моя жена кормит грудью моего сына, - ненависть Ильи почти осязаема. Из-за нее мне трудно дышать, будто мужчина уже вцепился сильными пальцами в мою шею.

Мне нечего ответить. То, в чем он меня обвиняет – правда. И никакое раскаяние не поможет.

- Удивлен, что ты кормишь грудью… Такие эгоистичные самовлюбленные сучки, как ты, обычно скидывают детей на нянь, а грудь заменяют искусственной смесью.

Молчу.

Я ничего не могу сделать с его ненавистью. Здесь кругом одна ненависть. Но я не пущу ее в сердце.

Я буду смотреть на крохотного сына и вспоминать любимого мужчину, которому тоже судьба не позволила увидеть своего ребенка.

Как бы мне хотелось, чтобы весь этот ад оказался сном. Чтобы сейчас в эту дверь вошел Коля. Он бы обязательно обнял меня за плечи и нежно поцеловал в висок. Он всегда так делал.

Он защищал меня от всех бед этого мира. В том числе от мести своего сводного брата.

Представляю мужа и мне становится чуточку легче. Будто даже воспоминание о нем способно дать силу.