- А я скажу тебе чья! – внезапно громко произносит следователь. Он уже не сух и официален. Он уже не выкает. Он тычет. – Твоя! Это расписывался не твой муж! Это расписались за него! И вот здесь, и вот тут, и тут!

Он листал папку, а перед моими глазами мелькали документы. Счета, накладные…

- А вот эта? – спрашивает следователь. А в его голосе столько издевки, что я замираю. «Красивая мразь!», - проносится у меня в голове. – Ну… Давайте, вспоминайте!

- Это было давно. Я ничего не помню, - произношу я, словно эхо. И мне кажется, что это единственное, что я могу сказать безопасно.

Казалось, мир вокруг закрылся. Схлопнулся, как ловушка, поймав меня и не выпуская из этого кабинета.

- Будешь молчать – ты у меня сядешь! Я тебе по максимуму впаяю! – слышу я голос, а в нем столько яда. Казалось, он отравляет все вокруг. Я смотрю в карие глаза, а голос доносится до меня сквозь вату. Отдельные крики и хамское обращение, от которого хочется отгородиться, спрятаться – вот что доносится до меня сквозь пелену. Странная мысль о том, почему я не могу, как в любимых детских мультиках Дианки, просто исчезнуть отсюда, вызывает у меня приступ ложной надежды. Я почему –то цепляюсь за нее. И фантазирую, что я беру и просто исчезаю!

- И давно это мы за мужа расписываемся? А? – спросил следователь, а папка гулко шлепнулась об стол со мной. – Тебе что? В загсе это право дали? За мужа расписываться?

Я не знала. Я честно не знала, что это – преступление. Тогда я помню, как муж попал в аварию. И перевернулся на машине. Леше ничего, а Руслан сломал руку. Правую! Сложный перелом. Я была так благодарна богу, что он жив остался.

- Ты понимаешь, что этим документом ты себе жизнь искалечила?! – слышится крик. Мне страшно. Папка бьется об стол. Шлепается рядом со мной.

- Почему вы со мной так обращаетесь? – едва шевелю губами я.

- А как еще обращаться с преступницей? – кричит следователь. – Которая мало того, что запирается, так еще и не собирается признаваться!

- В чем я должна признаться? - спрашиваю я, а вокруг все звенит.

Мне не хватает воздуха. Кажется, я потеряю сознание. В духоте персикового кабинета, мне становится не по себе. Мне страшно вообще что либо говорить!

8. Глава 7

Он кричит, бросает папку, я слышу каждую секунду, что я – мошенница, которой место в тюрьме. Я видела эти росписи уже сотый раз. И молчала. Если со мной что-то случится, то Дианочка окажется в детском доме. И это в лучшем случае.

Мой погасший взгляд падает на часы. Я здесь уже восемь часов. Даже не верится.

- Так, рабочий день закончился, - послышался внезапно спокойный голос. Он присел, а я впервые подняла глаза на следователя. И снова я смотрю на красивое лицо, встречаясь с холодным взглядом.

- Я пишу как есть, - произносит следователь. А я киваю. – Нет, ну может? Не хочется чистосердечненько признаться? Это зачтется? Чья подпись?

- Я не помню, - шепчу я, понимая, что утверждать ничего нельзя.

- Ну, не помните, Валерия Сергеевна, будем вспоминать! – послышалась усмешка. Я бросила робкий взгляд, поражаясь красоте улыбки.

- Можно выйти? – спрашиваю, словно в школе. Я не знаю, как спросить.

- Да! – слышится голос следователя, а он что-то пишет.

Я встаю. Мне даже не верится, что я снова стою. Сумка чуть не выпала из онемевших пальцев. Рассеянно, словно оглушенная, а иду в сторону двери. Мне кажется, я сейчас упаду. Вишу на двери и выхожу в коридор. Мне казалось, что я если и выйду из этого кабинета, то только в наручниках. Теряюсь взглядом, я направляюсь по коридору. Почему-то мне кажется, что туалет здесь. Я дико хочу пить. Дико хочу умыться. Я просто бреду, как вдруг на меня налетают. Я чувствую, как меня хватают и тащат обратно.