— Я спала с ним! — рявкает и скалится. — У него родинка справа от его хозяйства. Прям у основания, гадина. Симпатичная такая родинка… аккуратная…

— Я тебе не верю…

— А еще шрам под пупком от ожога… — шатается и едва стоит на ногах. — И сколько раз я его целовала…

— Нет, — я всхлипываю, а изнутри покрываюсь черной плесенью неприязни.

— Да, — усмехается и окидывает меня презрительным взглядом. — И ты… боже… какое же ты чмо, Ева… неудивительно, что у него на тебя не стоит…

Меня не трогают ее оскорбления, пусть я и поджимаю губы и будто едва сдерживаю слезы. Да и смысл обижаться на ту, которая на крыше не смогла сдержать физиологические позывы? И, кстати, от нее все еще дурно пахнет.

— Он с тобой только из-за сына… — стервозно смеется, прижимает живот к урчащему животу и сдавленно рычит, — ты для него всего лишь инкубатор, домработница, а я… А я для него женщина!

На крыльцо выходит Юра.

— И, кстати, — машет в сторону красной хищной и двухместной машины, что припаркована у фонаря криво и косо, — это его подарок.

Хороший подарок, бобра Саше в одно место. Я не понимаю, что чувствую в данный момент. Ревность переплелась с ненавистью и жалостью к себе. Видимо, мой муж высоко оценивает эксперименты с “зайчиком”.

— И пошла ты, — цедит сквозь зубы. — Стерва.

“Плывет” к тачке. Несколько раз спотыкается, чуть не падает и шатается. И я снимаю ее королевскую походку. И особое внимание уделяю ее дорогому и люксовому авто.

— Тебе нельзя за руль, Аня, — ласково говорю ей вслед. — Это опасно.

Меня обкладывают трехэтажным матом, и оглядываюсь на Юру:

— Что ты стоишь?! Останови ее! Она же врежется куда-нибудь.

— Но… — вздыхает и спускается.

За ним выныривают его псы. Аня сопротивляется их рукам, орет, визжит и кидается оскорблениями.

— Заприте ее до утра где-нибудь. Она же в неадеквате, — прячу телефон в карман и шагаю к своей машине. Оборачиваюсь и щурюсь на Юру. — И не смей звонить моему мужу.

— Принято, Ева, — тихо отвечает он. — Я и не думал.

— Вот и не думай.

— Ненавижу тебя! Твое место у параши!

— Да кто бы говорил, — рычит один из охранников. — Ну и вонь! Я сейчас сблевану.

Уже в машине отправляю файл видео Лидии. Я чуток переборщила, потеряла выдержку, и мой витиеватый путь обратился в прямое шоссе, а впереди стена, в которую я сегодня въеду на полной скорости.

Лидия: “Ева, милая моя девочка, я приняла твердое решение бороться вместе с тобой. И какая же ты умница, что засняла эту прелестную машинку. Обнимаю.”

И меня накрывает. Я кричу и бью ладонями о руль, а затем, через минуту отчаянных криков, к горлу подступает ком тошноты. Я едва успеваю распахнуть дверцу. Меня выворачивает на асфальт, и накатывает знакомая слабость.

— Нет… — я жалобно всхлипываю, и с губ тянется вязкая капля слюны с желчью, — Умоляю… Только не сейчас… Только не это...