— Где?! — откидываю одеяло и в ненависти смотрю на спокойного Верховного Жреца, который стоит посреди спальни и наблюдает за мной, как старая змея на бешеного птенца. — Где?!

— Что именно?

— Я не знаю! — срываюсь на визг. — Верните!

Сквозь кожу пробивается жесткая шерсть. Я его сожру.

— А вот нет! — вскидывает в мою сторону руку и грозит пальцем. — Вернем, но не волчице. Тебе вернем, Илина.

Цепенею под его холодным взглядом и тихо спрашиваю:

— Точно вернете?

— Да, — Жрец медленно кивает. — Только возьми себя в руки, милая.

Вдох и выдох, и сквозь боль возвращаю себе контроль. Волчица бесится, рвется в кровавый бой и готова выгрызть глотку каждому в замке.

— Как ты себя чувствуешь?

— Где?! — рявкаю я и вытираю слезы дрожащей рукой.

— Будет жестоко тебя сейчас томить, — разворачивается, делает шаг к двери, и кидаюсь за ним.

— Назад, — оглядывается и щурится, когда я замираю. — Дыши. И тряпочку накинь.

Ждет, когда я укутаюсь в шелковое полотно, и вздыхает:

— Я теперь знаю, как выглядят безумцы.

— Что вы забрали у меня?! Что?! Отдайте! Верните!

— Увидишь.

— Тогда поторопись!

Вот поэтому я ненавижу жрецов. Наглые, напыщенные болваны, которые возомнили себя властителями чужих судеб! Везде лезут, всё портят и к остальным относятся с высокомерным пренебрежением.

— Тон, юная леди, смените. Перед вами Верховный Жрец, а мальчишка с конюшни.

Стискиваю зубы, выдыхаю через нос и в гневе выплевываю каждое слова:

— Прошу меня извинить.

— И не дергаемся, да? — расплывается в улыбке. — Ждем и не даем зверю воли. Ты меня услышала? А то не видать тебе того, чего ты так жаждешь вернуть. И это не пустая угроза, Илина.

— Я… — сглатываю и содрогаюсь в волне острой боли, — поняла…

Жрец выходит, дверь запирают, и меня пробивает судорога от скрежета замка. Я не в силах собрать мысли в кучу и понять, что происходит, меня будто вернули из мертвых и затем вырвали сердце. Я мечусь по спальне, кутаясь в полотно, расшитое зачарованными золотыми нитями, что сдерживают разъяренную волчицу.

Я должна быть сейчас в лесу, а не в замке Ивара. Я отказалась от своей прежней жизни, и вернулась в нее в еще большем отчаянии. Ожидание растягивается вечностью, и я теряю крохи надежды. Я захлебываюсь в рыданиях, содрогаюсь в ужасе и желании разорвать свою грудину, чтобы заткнуть кровоточащую рану подушкой.

Оседаю на ковер в бурых пятнах крови, задыхаюсь, и вновь раздается скрежет замка. Замираю, и в спальню проскальзывает бледная Лида, моя служанка, с корзиной, накрытой одеялом.

— Госпожа…

Торопливо семенит ко мне, всхлипывает и ставит корзину передо мной. Вытирает слезы с щек тыльной стороной, и я сипло и сдавленно шепчу:

— Что там под одеялом?