Я всё же не в хлеву, а у себя дома, потому убираю стекло, как водится, порезавшись одним из осколков, что называется по классике, и пока разогревается ужин, отправляюсь переодеться, но не успеваю. Решаю сделать это потом, будто чувствую, чем закончится мой вечер.
Кажется, сегодня еда против того, чтобы отправиться в мой желудок, потому что слышу, как открывается дверь, и на пороге появляется Гущин. Он снова пьян, хотя раньше за ним подобного не замечалось, будто за эти два дня он слетел с катушек полностью.
Прохожу на кухню в джинсах и кофте. Здороваются, когда хотят пожелать здоровья, я ему ничего хорошего не желаю.
- А чего теперь у нас в доме не принято приветствовать хозяина? – звучит его голос, и я в изумлении поднимаю брови, только он не видит, потому что разместилась к нему спиной. Хозяина?
Сижу в гостиной за столом, отламывая котлету, и чувствую нарастающее волнение из-за сгущающихся грозовых туч позади меня. Наверное, своим молчанием я провоцирую его на скандал. Только отчего он решил будто…
Додумать не успеваю, потому что меня хватают за волосы, оттягивая назад так, что падаю со стула на пол, больно ударяясь спиной, а Гущин продолжает держать.
- Что думаешь, меня теперь уважать не надо?! – выдыхает алкогольные пары мне в лицо, и я понимаю, что он снял блокировку с тёмной стороны, которая всегда в нём была. Да, он раньше злился, но никогда меня не трогал. Боялся отца? Такое чувство, что Захар и тот, кто смотрит на меня сейчас – совершенно разные люди.
29. Глава 24
Стул валяется неподалёку, я полусижу на полу, а Гущин нависает надо мной.
- Отпусти, - требую спокойно, ухватившись за его руку, которая всё еще сжимает мои волосы.
- Привет, Юль, - усмехается он. – Ну?
Хочется плюнуть ему в рожу, только понимаю: мы с ним сейчас не равны. Разговор может вестись лишь на уровне грубой силы, и я не дам ему отпор, как бы во мне не бурлила ярость. Слишком разные весовые категории.
- Привет, - отвечаю через не хочу, не могу, ненавижу эту мразь!
А он тянет улыбку. И выражение такое мерзкое, будто собака выполнила команду. Осталось меня ещё по загривку хлопнуть со словами: хорошая девочка.
- Отпусти, - снова повторяю. Без истерики, хотя сама на грани, без приказов. Это просьба. Такой может и убить в состоянии аффекта, а потом вывезти куда-нибудь в нескольких чемоданах. Придурков сейчас хватает, успевай читать только новости. И он, наконец, отпускает, отправляясь походкой пьяного победителя на диван.
Больше я пугать не намерена. Правило такое: если мы будем угрожать детям, что отнимем у них гаджеты, а потом не выполним обещанного, они поймут, что это просто слова. Я говорила Гущину, что могу сделать. Теперь не стану напоминать. Я не из тех, кто повторяет триста раз, надеясь быть услышанной.
Поднимаюсь с пола, оставляя на столе нетронутый ужин. Кажется, сегодня у меня разгрузочный, мать его, день.
- Ты рылась в моём телефоне? – звучит вслед, но я не намерена отвечать. Хватаю пальто, ключи и сумку, которые на выходе, будто тревожный чемодан, и выбираюсь из квартиры, громко хлопая дверью. Всё же хорошо, что не успела переодеться.
Я могу поехать к матери, к подругам. Но выбираю совсем другого человека.
- Да, слушаю, - звучит женский голос.
- Здравствуйте, мне нужно встретиться с Вадимом Алфёровым, - начинаю диалог. Уже в машине, и как можно скорее отъезжаю, чтобы Гущину не вздумалось вернуть меня силой. А он на второй линии, по всей видимости, с требованием рассказать, куда я сбежала.
- Вадим Игоревич занят, но, если вы подскажите, кто его спрашивает, попробую что-нибудь придумать.