Честно говоря, я увлеклась фантазиями о том, как наряжусь в изящное платье и маску, и войду через центральные двери в имение, все гости будут гадать, кто же я такая, а в середине вечера наши взгляды с Дареном пересекутся, и он застынет, пораженный той силой притяжения, что возникнет между нами. Он делает ко мне несколько стремительных шагов и притягивает к себе.

– Вообще-то, даму на танец принято приглашать – деланно возмущаюсь я, когда он увлекает нас в хоровод танцующих пар.

– Вообще-то, гостям принято представляться. – парирует Дарен.

– Но мы с вами уже знакомы. – я с удовольствием отмечаю его растерянность.

– Я не смог бы забыть вашего имени.

– Вы можете называть меня Элен.

– Элен… – раскатывает на языке мелодичные звуки.

– Ваша жена, кажется, ревнует. Проведите следующий танец с ней.

Под затихающие звуки вальса я выскальзываю из рук Дарена и растворяюсь среди гостей. Незаметно покидаю зал и возвращаюсь на кухню, оставляя Дарена в тщетных надеждах встретить таинственную незнакомку вновь.

– Еля, ну, где ты там?

Голос Маришки вырывает меня из красочной фантазии, возвращая на лесную тропинку. Я ускоряю шаг, чтобы догнать девушку и выхожу к удивительному месту.

Огромный дуб, чей ствол смогут обхватить лишь несколько человек, величественно возвышался на каменном уступе, а из-под его кривых оголенных корней вытекал уверенный ручеек, падающий в каменную чашу, выточенную водой за многие века. Я замерла, разглядывая внушительное дерево, пока по моему лицу прыгали солнечные зайчики, солнечные лучи проникали сквозь зеленую крону, отражались в чаше с водой и задорно перескакивали ко мне на лицо. Опустив глаза ниже, на бугристую каменную породу, я заметила тонкие нити серебра, прочерчивающие гранит. Возможно, местные жители не знали о таком металле или не имели возможности добывать его из камня, уточнять я не стала, чтобы не казаться еще более странной.

– Поклонись Дубу Батюшке, да испей воды. – тронула меня за плечо Маришка, выводя из задумчивости.

Я поклонилась на столько низко, на сколько позволили протестующие связки под коленными чашечками. И сделав еще шаг подставила ладони под холодные струи воды. Когда я поднесла сложенные чашечкой ладони к губам, всего на один взмах ресниц мне показалось, будто я увидела в воде белый больничный потолок и склонившееся встревоженное лицо Дарена. Я замерла, вглядываясь в прозрачную воду, но мое сбившиеся дыхание образовывало маленькие волны на ее поверхности, и видение больше не возвращалось. Мне не оставалось ничего другого, кроме как выпить уже ее, пока Маришка не усомнилась в чистоте и порядочности моей души.

– Какой бы печалью ты не мучалась, расскажи все Дубу Батюшке и тебе станет легче. А если сомневаешься в ком – поднеси воды серебря́ной.

– Надеюсь, что вы больше во мне не сомневаетесь?

– Не держи зла, Еля, но больно чудной ты стала. И раньше была нелюдимой, но как отхожее место найти всегда знала.

– Я головой сильно ударилась. Все как в тумане с тех пор.

– Ну, пусть прибудет с тобой сила и мудрость Дуба Батюшки, и чистота воды серебря́ной, – прочертила на себе крест Маришка.

Я поняла, что мне очень повезло, когда я крестилась на кухне, что местный обычай совпал с близким мне. Только значение у символов было разное, как я поняла: вертикальный взмах руки олицетворял дуб, а горизонтальный – воду.

– Прогулялись, пора и возвращаться. Завтра Яблочный день, гостей в имении будет много, тесто с вечера начнем месить, да яблочную начинку готовить, а то завтра со всем не управимся.