Но иногда... Иногда я зависала с какой-нибудь забытой безделушкой в руках, проваливаясь в свою память, как в колодец без дна.

Лёша зачем-то бережно хранил в отдельной коробочке все свои дипломы. Ну, как дипломы. Он ведь так и не получил вышку. Говорил, что университет не научит зарабатывать деньги, а только потратит его время. Но при этом Алексей скрупулёзно собирал все свои бумаги по оконченным им курсам.

По менеджменту. По маркетингу. По стратегии развития чего-то там... Целая коробка икеевская.

Если он её оставил, значит, на новом месте у него новая биография.

Шпион, блин.

Я пролистнула бумаги в коробке и наткнулась на свои письма, которые писала ему из роддома, когда лежала на сохранении с Юрочкой. Тогда ещё не было смартфонов и таких интернет-возможностей, как сейчас. Можно было смски кидать... Но что там напишешь?

И я писала ему письма. Почти каждый день. Ничего особенного. Свой день, свои наблюдения, свои мысли. Мечты. Надежды.

А он, как оказалось, бережно их хранил.

И бросил.

Коробка поедет почтой России!

А в другом шкафу я откопала фотографии Алексея. Его личные и наши семейные. Зависла было над моментами нашей жизни, но увидев среди прочих фото с нашей свадьбы, где Ольга была моей свидетельницей, я быстро захлопнула альбом, чтобы не рвать сердце.

Но и увиденного мне хватило. Руки занемели, и холодный камень в моём животе, кажется, немного вырос. Но существенно похолодел.

Теперь так будет всегда?

Стоит увидеть или вспомнить кусочек своей семейной жизни, и он трансформируется в воображении из счастливого момента в уродливое свидетельство глупости?

Так можно отравить всю свою жизнь.

Я не готова думать на эту тему сейчас!

Но сломалась и заплакала я на коробке с орденами и кортиком. Не нужны оказались, брошены и забыты награды деда-фронтовика и отца-генерала. Именно с этими наградами в руках мне стало очевидно, что Алексей отрёкся от своего прошлого. От нас. От семьи. Он взял с собой, в свою новую жизнь, только то, что обеспечит его будущее. Старье выбросил за ненадобностью.

Он бросил не только меня и своих детей, но и свою память о предках.

Чужая подлость жгла моё сердце. Вскипала горячими слезами, воспаляя глаза.

Выжигала всю мою любовь.

10. Десятая глава

Стоп!

Я прокралась в ванную, пока мальчишки не засекли мои рыдания. Не хочу и не могу с ними объяснятся сейчас.

Вешать на них свои эмоции не имею права.

Я должна быть для них опорой и островом стабильности в мире, а не потерянной и брошенной женщиной.

Поплачу о несостоявшейся семейной жизни потом.

Немножко. Сегодня вечером.

Завтра на работу. Нельзя пугать людей своим опухшим лицом и красными глазами.

Прохладная вода омывала меня, смывая пыль и лишние мысли. Контрастный душ физическим воздействием прочистил немного голову.

Ничего.

Проживём.

– Орлы! Давайте по пицце? Не хочу готовить обед. А время уже поджимает, – спросила я сыновей, набирая одновременно доставку, уверенная в согласии моих мальчишек.

Надо завершать сборы. Закругляться с разрухой.

Стукнула и зашла к Женечке. Он сидел за столом и, высунув кончик языка, рисовал простым карандашом и сангиной. На углу стола, на подоконнике окна, на полу рядом со стулом уже лежали отброшенные, готовые, отработанные рисунки. Монохромные. Все.

На моё появление он, не отрываясь от своего занятия, крутанул кистью свободной рукой «фонарик».

С младшим сыном понятно. Лучше сейчас не трогать. Сам выползет, когда закончит.

Женечка очень не любит, когда его отвлекают. И сильно переживает, если трогают и рассматривают его ещё не готовые работы.