Дэвид смотрел на нее жадным взглядом. Впервые.

Да, Эмма только что это поняла. Раньше он смотрел совсем по-другому. И в их первую брачную ночь в голубых глазах герцога сквозило скорее любопытство, некий интерес к ней. Но не более.

Теперь Эмма видела в его взгляде желание обладать. Взять свое. Присвоить Эмму себе.

И возникло оно после того, как Дэвид лично убедился, что его жена привлекательна и для других мужчин. Желание мужа было продиктовано азартом. Он хотел доказать Эмме, что она принадлежит ему.

Увы, это совсем не то, чего она от него хотела. Мимолетная страсть была ей совсем не нужна.

- Эмма, ты слышала, что я сказал? – спросил Дэвид низким хриплым голосом.

Голосом, в котором не было любви и нежности. Только голые похоть и страсть.

- Да, - тихо отозвалась она, даже не пошевелившись.

Эмма нервно облизала губы, лихорадочно прикидывая, как ей выставить мужа восвояси. Потому что несмотря на то, что ее тело отзывалось на взгляд и голос герцога, ее рассудок оставался холодным.

Какое-то внутреннее чутье, возможно женская интуиция, подсказывала Эмме, что она не должна идти на поводу у мужа. Не бросаться ему на шею. Не прощать.

Иначе она окажется в ловушке и потеряет себя. Муж просто воспользуется ей для удовлетворения своего вожделения, но не более.

- Тебе помочь избавиться от одежды? – хищно блеснул Дэвид глазами.

- Не смей меня касаться, после того как касался другой, - процедила Эмма едва сдерживаемым от злости голосом.

Герцог изогнул губы в снисходительной улыбке.

- Я буду касаться тебя, когда пожелаю. И буду делать все, что захочу. А ты слушаться.

Дэвид обхватил ее за талию и грубо прижал к себе. От неожиданности Эмма охнула, а ее губы тут же были пойманы в плен твердыми губами мужа. Это был совершенно не похоже на то, как он целовал ее раньше.

Грубо, властно, пылко.

На несколько секунд Эмма потерялась в новых для себя ощущениях. Необычных и будоражащих. Однако они не смогли затуманить ей разум.

Эмма вскинула руку и спальню огласила звонкий удар пощечины.

Поцелуй тотчас прервался. В ушах зазвенело. На несколько бесконечно долгих мгновений в комнате воцарилась тягостная тишина.

Эмма тяжело дышала, боясь поднять взгляд на застывшего мужа. Все ее тело напряглось и сжалось. Сердце стучало как бешеное, готовое вот-вот выпрыгнуть из ее груди.

Мамочки, что же она наделала? Эмма не собиралась бить его! Даже в мыслях не было. Все получилось как-то само собой. Она действовала инстинктивно. Лишь бы не дать случиться тому, что герцог планировал сделать.

Теперь наверняка муж был в бешенстве. Эмме было страшно на него смотреть. Что он с ней сделает? Ударит в ответ?

- Никогда, - процедил Дэвид убийственно-ледяным тоном. – Никогда больше так не делай.

Эмма вся затряслась, как осенний лист на ветру.

- Ты поняла?

Она судорожно кивнула и рискнула поднять на него глаза.

В голубых глазах герцога плескалась холодная ярость, однако муж не выглядел так, будто доведенный до крайней степени. Казалось, он вполне владел собой и не собирался срываться на жену.

Но разозлила она его точно. Сильно разозлила.

Дэвид перестал ее сжимать, развернулся и направился к двери в свою спальню, на ходу бросив:

- Собирай вещи. Мы едем в поместье.

Эмма облегченно выдохнула и почувствовала дикую слабость в ногах. Напряжение наконец отпустило, и она фактически рухнула на кровать. Но пульс все еще громко бился в висках.

Она лежала целую вечность, прежде чем решила, что выполнит приказ мужа и соберет вещи. Вот только поедет Эмма не в поместье, где герцог снова попытается затащить ее в постель. Она поедет к родителям.