Аккуратно ставит мою ногу на пол и проделывает то же самое со второй, убирает туфли с моего пути. Встает и быстро разувается сам.

Чувствую, как по пятке стекает струйка крови. Чертовы туфли. Олег всегда говорил, что я всегда растираю ноги потому что у меня они нестандартные. Не знаю, что нестандартного: обычный тридцать седьмой. Мысли-блохи. Зачем так скачут? Лучше бы уже хоть немного не думать.

– Спасибо, – говорю тихо.

– Ты поранилась? – спрашивает, глядя на мои ноги.

– Да просто мозоль, – так смущаюсь этому. Как будто бы я и правда виновата в том, что у меня дырка в коже.

– Пошли искать аптечку, – проговаривает он, и я тут же взмываю в воздух, вновь оказавшись у него на руках. – Вроде была где-то.

– Я бы сама, – непроизвольно цепляюсь пальцами за его плечо, потому что страшно. – Если бы где-то вымазала пол, помыла бы.

– На хер пол, – проговаривает тихо. Даня так близко, что я чувствую его дыхание на шее.

Несет меня по просторному коридору с черными стенами, вносит на кухню, где во всю так же черную стену яркое, неприличное граффити с обнаженными грудастыми девчонками, барная стойка и совсем небольшая кухонная зона даже без варочной панели.

Сажает меня на мягкий кожаный диван, начинает рыться в шкафах.

– Ты пока подумай, что пить будешь. Есть почти все вроде… Если нет, сбегаю в магаз.

– Я бы просто, чтоб уснуть, – признаюсь честно, что погорячилась со своими высказываниями про виски. – Боюсь, что не смогу.

– Тогда давай опять по вискарю, – ставит рядом со мной пластиковый аптечный кейс, садится и кладет мою ногу себе на колени.

– Ну я же не маленькая, – стараюсь держать колени даже в такой позе максимально сведенными. Еще не хватало бельем своим тут светить. – Давай сама, все нормально, правда.

– Эй, это не подкат, если чо, – прикладывает к потертости салфетку с антисептиком. – Приставать не буду. Обещаю. Сейчас по рюмочке и провожу тебя в ту самую комнату на ключе.

– Хорошо, – пытаюсь прогнать внутреннее напряжение, но оно так глубоко и болезненно, что у меня ничего не выходит.

Даня приклеивает пластырь с подушечкой, аккуратно разглаживает его и перекладывает мою ногу на диван.

– Ага, это радует, что ты не видишь во мне насильника подбуханных женщин, – подмигивает мне, ставит на стойку бутылку и стопки. – Мне это не нужно.

– Да Господи, было б что насиловать, – отмахиваюсь я. Понимаю прекрасно, что слова про то, что Олег везунчик и все такое просто для того, чтобы меня поддержать. Хоть как-то, так как он может. Но я не тешу себя иллюзиями, что на меня можно смотреть как на женщину.

От тугого хвоста болит кожа головы, сначала хочу спросить разрешения снять резинку, но думаю, что это все же слишком глупо, и стягиваю ее просто так, надеваю себе на запястье, запускаю пальцы в волосы и массирую кожу.

– За мной много херни, – наполняет рюмки алкоголем. – Я бухаю, гоняю, коллекционирую штрафы, в связях не воздержан, но я, Марин, не пиздобол. Хочешь честно?

– Давай честно, – почти улыбаюсь, забавляет и расслабляет его манера общения. Как будто бы я с близким другом, которого у меня, по сути, никогда и не было.

– Ты красивая, – подает мне рюмку. – А еще верная. Умная. Даже меня, дебила, своим предметом заинтересовала. Дочку ему родила. Я этого придурка не понимаю.

Закусываю губу, чтобы не разреветься от упоминаний о Марусе. У меня есть немного мыслей по поводу того, как возвращать ребенка, но от стресса в голове такая каша, что я словно не могу ни одну из этих мыслей додумать до конца.

– Если ты не льстишь, – пытаюсь отшутиться я, – то у тебя серьезные проблемы со вкусом.