За чаем с вкуснейшими в мире пирожками мы оживленно болтаем. И даже не замечаем, что уже вернулся с работы Герман. Он старается изобразить радость на лице при виде тещи. Но я-то вижу, что ему хочется поскорее сбежать от нас в свой кабинет.

- Таааак, - многозначительно заявляет мама, - а теперь рассказывайте, что у вас тут приключилось.

Мы с Герой переглядываемся, молча вопрошая друг у друга, кто проговорился. Вряд ли Гера. И уж точно не я.

- Мам, ну с чего ты взяла? – спрашиваю весело, а думаю о том, что не случайно она ехала через весь город. Почувствовала что ли?

- А вы считаете, что умеете ловко скрывать свое настроение? Да у вас обоих на лицах написана то ли проблема серьезная, то ли ссора. Поэтому я жду.

- Да ничего у нас не произошло. Все по-прежнему, – пытаюсь заверить ее. – Просто устали после работы. Гера, ну-ка живо мыть руки и за стол. Полюбуйся, каких пирожков мама напекла. Твои любимые, с мясом.

Герман подхватывает мою оптимистическую импровизацию, старается подыграть, понимая, что иначе от мамы не отделаться.

Однако, когда мы с ней остаемся в комнате одни, мама напрямик заявляет:

- Ваши штучки актерские оставьте друг для друга. А я вас обоих насквозь вижу. Ну хоть ты, Валерия, признайся. Что с вами?

- Мамусик, зря ты себя накручиваешь. У нас все хорошо. Ты же знаешь, я чуть что, сразу к тебе за советом или с просьбой. Тем более сейчас, когда ты живешь рядом и никуда не надо ехать. Не то что раньше бывало. Мы, конечно, виноваты, что редко навещаем тебя, но прости, закрутились.

- Ох, Валера, темнишь ты. Но раз не хотите поделиться с самым близким и родным человеком, значит не все так страшно.

- А с чего ты вообще решила, что у нас приключилось что-то?

- Да так, сон нехороший приснился. Но рассказывать не буду. Говорят, нельзя. Потому что негативная информация при озвучивании может материализоваться.

Прыскаю, не в силах сдержаться от ее заумностей по поводу снов.

- Да-да, не смейся. Самый хороший сон может нести в себе негатив и наоборот. Что именно он в себе таит, никто знать не может. Даже толкователи снов. Поэтому лучше не рассказывать никому свои сны.

- Ну и правильно. А раз не можешь растолковать свой сон, то зачем же тревожишься?

Не могу говорить серьезно. И она обижается.

- Да ну тебя. Только я вот о чем хочу попросить тебя: если вдруг что, звони или приезжай. Договорились?

- А как же! Только почему сама не позвонила и не рассказала о своих тревогах. Мы бы приехали.

- Дождешься от вас, как же. Ну все мне пора.

- Может останешься?

- Нет уж. Дома спокойнее. Но ты звони.

После отъезда мамы никак не могу успокоиться. Если она волнуется из-за какого-то непонятного сна, то что бы с ней было, узнай она правду.

Но именно этой самой правды мне не хватает как воздуха, чтобы дышать свободно. Ведь что бы я ни делала, с кем бы не разговаривала, думаю только об одном – в чем она, правда. И что принесет мне знание истины. Облегчение или еще бОльшую боль?

- Лера, пойдем спать, - врывается в мои невеселые мысли голос Германа.

Смотрю на него и молчу. На ходу придумываю отговорку.

- Ты ложись, я позже. Надо со стола убрать и так по мелочам.

- Только недолго, хорошо? – киваю согласно лишь бы отвязался. - Я буду ждать.

Его последние слова вызывают внутреннее напряжение. Только не это! Ни о какой близости не может быть и речи. Не могу представить себе, что он касается меня, обнимает, целует. И это после того, что когда-то был близок с другой женщиной! Давно? А может быть, и сейчас?

Передернув от гадливости плечами, отправляюсь на кухню. И долго вожусь там, дожидаясь, пока сверху из спальни не доносится богатырский храп мужа.