Кожей чувствую его скрытое недовольство. Злюсь на собственное бессилие, но и поделать ничего не могу. Мне неловко. В его присутствии я теряюсь.

Боже, почему я чувствую себя такой никчёмной?

Я не такая, как Амара, и никогда ею не стану.

— У тебя четверть часа на то, чтобы подготовиться к ужину. Есть разговор.

Роланд разворачивается и идёт мимо меня прочь по коридору. Я же выдыхаю с облегчением и спешу наверх по лестнице.

Захлопываю за спиной дверь своей комнаты. Приближаюсь к туалетному столику. Смотрю на своё отражение в зеркале.

Матушка всегда хвалила мои длинные густые волосы, сравнивала их с золотистым шёлком. Я же вижу в отражении лишь цвет мокрого морского песка.

Потухший взгляд светло-коричневых глаз, которые матушка называет медовыми, тоже не добавляет оттенка.

Куда мне до яркой Амары с её рыжими волосами и глазами цвета изумрудов?

Вздыхаю.

— Розовое! — прошу тихим голосом.

Исполнительная Тиара, моя личная горничная, тут же всё понимает. Кроткий кивок, и вот уже мой тусклый облик раскрашен красками яркой фуксии.

— Щипцы, — прошу её и распускаю волосы из пучка на затылке. — Завей пряди у лица, только быстрее, пожалуйста, лорд Эварр ждёт. И помада, моя любимая вишнёвая, да!

Смотрю на себя в зеркало. Я довольна увиденным. Даже странно, что эта яркая девушка в отражении — я.

Держась рукой за гладкие деревянные перила, спускаюсь вниз.

Вкусно пахнет вечерними булочками и запечённым мясом.

В обеденном зале у стены ровным рядом выстроилась прислуга.

Роланд уже за столом. Ест, не дождавшись меня. Впрочем, неудивительно.

Бросает на меня быстрый ничего не значащий взгляд и снова смотрит в тарелку.

Дворецкий отодвигает для меня стул.

Благодарно киваю, когда мне кладут горсть салата из свежих овощей.

От вина отказываюсь, что не укрывается от цепкого взгляда Роланда.

— Оставьте нас все, — бросает Конраду.

Дворецкий делает быстрый знак прислуге. Пара секунд, и двойные двери беззвучно смыкаются с той стороны. Мы с Роландом остаёмся вдвоём.

У меня нет аппетита. Перебила его миской сахарного печенья, которую подчистую смела у матушки.

Осторожно делаю глоток травяного чая из фарфоровой чашки. От волнения почти не чувствую вкус.

Слышно, как Роланд разрезает ножом стейк. Отправляет в рот кусочек. Тщательно пережёвывает, работая мощными челюстями.

Небрежным жестом промокает губы льняной голубой клетчатой салфеткой, отбрасывает её.

Откидывается на спинку кресла. Пристально на меня смотрит.

— Софи, — произносит он, вперивая в меня взгляд. — Мы почти два месяца вместе. Понимаешь, о чём я?

Моя рука с вилкой застывает над тарелкой с салатом.

— Ммм? — хлопаю ресницами, глядя на него.

— Я не слишком разбираюсь в этих ваших бабских делах.

Он делает глоток из железного кубка. Задумчиво наблюдаю за движением его мощного кадыка. Кажется, ему не слишком приятен этот разговор, и он всеми силами оттягивает неудобный вопрос, но его всё-таки приходится задать.

— Когда у тебя в последний раз были женские дни?

Накалываю на вилку хрустящий кружочек огурца.

Он не слишком в этом разбирается.

Но всё-таки спрашивает. Почему? Сам посчитал, или кто-то помог?

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок.

Нам нужно выиграть время — вспоминаю слова матушки.

Роланд пристально на меня смотрит, откинувшись на спинку кресла. Ждёт ответа. Надо что-то сказать.

— Они у меня… сейчас, — смотрю на него невинно и хлопаю ресницами.

— Вот как? — поднимает левую бровь. — Жаль.

Жаль, что не выйдет отослать меня поскорее в фамильный замок? — так и рвётся с языка.

Но вместо этого я обхватываю губами гладкий кремовый фарфор и делаю глоток безвкусного травяного чая.