Святослав Романов был легендой универа, его гордостью и предметом обожания. Свой особый статус воспринимал как должное. Он был богат, умён, пресыщен, исключительно привлекателен и прекрасно знал, как пользоваться этой гремучей смесью преимуществ.

Мы оказались в одной компании по совершеннейшей случайности. Одна из университетских подруг в канун Нового года затащила меня на студенческую вечеринку. От пригубленного на голодный желудок шампанского ощутимо кружилась голова, и я тихо сидела в уголке чьей-то шикарной квартиры, когда в кресло напротив вдруг опустился сам Романов. Он белозубо мне улыбнулся, а я оторопела от изумления и смущения.

И во всю силу загорланило польщённое самолюбие. Меня почтил своим вниманием сам Свят Романов! Тогда в мою бедовую хмельную голову почему-то не пришло, что он, вероятно, тоже не был трезв, и все студентки вокруг казались ему раскрасавицами.

А потом всё как-то закрутилось… Мы о чём-то говорили, кто-то изумлённо на нас косился, играла какая-то музыка, и происходило всё именно как-то... Детали и подробности почему-то не вспоминались, хоть тресни. А после беседы меня уверенно схватили за руку, протащили сквозь разгорячённую, пахнущую парфюмами и спиртным толчею, за моей спиной с щелчком закрылась межкомнатная дверь.

Меня прижали к стене, а тёплые губы уверенно отыскали мои, сухие и дрожащие. Вот как раз этот поцелуй я, как назло, помнила во всех бесстыдных подробностях.

Я сглотнула и поёжилась под прохладным одеялом. Вот уж чего вспоминать совсем не стоило.

Проклятое шампанское… Всю вину я беззастенчиво переложила на него, потому что, конечно, не совершила бы ничего настолько авантюрного на трезвую голову. Впрочем, я довольно быстро опомнилась, когда тяжелая ладонь легла мне на плечо и потянула вниз лямку бюстгальтера.

Я завопила, а после — это я тоже помнила с предельной ясностью — влепила Романову пощёчину и вылетела в гостиную, полную застывших, перепуганных моим криком студентов.

А потом хлебнула и последствия своего поступка.

Само собой, золотой престол Святослава Романова после этого инцидента нисколечко не пошатнулся, а вот Лариса Салеева была единогласно признана университетским сообществом невменяемой идиоткой. Дальше — хуже. Спустя несколько дней Романов выловил меня по пути от корпусов к учебной библиотеке и затолкал в какой-то закуток «на пару слов».

— Зря, Салеева, — серые глаза прогулялись по моей фигуре и насмешливо сверкнули. — Теперь до старости будешь одна куковать, перебирать книжки в какой-нибудь библиотеке.

Вот настолько я тогда задела самолюбие золотого мальчика, которому никто до сих пор не смел отказать. Не поленился ведь высказать мне своё пренебрежение.

Жаль, я с ответом тогда не нашлась. Испугалась. Растерялась. Но глядя в широкую спину удалявшегося Романова, его угрозой не впечатлилась. Не собиралась я работать в библиотеке.

Только почему-то вышло всё именно так, как предсказал Романов.

И эта мысль до того меня разозлила, что я перестала бороться с бессонницей. Я и так проиграла ей подчистую. Выбралась из постели, натянула купальник и сарафан. Самое время, наверное, открыть купальный сезон. Заодно освежить голову — терпеть наплыв неприятных воспоминаний не было никаких сил.

Оставив позади благополучно дремавшую турбазу, я отомкнула ворота и вышла на пологий песчаный пляж, успевший окраситься первыми лучами солнца.

Скинула вещи на скамью под деревьями, вошла в холодную воду и нырнула. Доплыв до середины реки, легла на спину, подставив лицо набиравшему силу солнцу. Со стороны берега что-то негромко плеснуло — то ли какой-нибудь речной житель, то ли у кого-то на турбазе тоже проблемы со сном.