Дядя выглянул из спальни и кивнул:

— Здесь — тоже. Вычёркивай.

Мы покинули коттедж и перешли в соседний, повторяя процедуру инспекции. Завтра с утра сюда заселятся первые отдыхающие, а уже к вечеру подтянется весь остальной штат. Турбаза начинала по-настоящему оживать.

— Я, скажем так, открыт для предложений, — ответил наконец Георгий Семёнович на мой первый вопрос. — Я ж тебе говорил, что рано или поздно люди с деньгами отыщутся.

— Да, но эта Дарья… она же не помочь тебе собирается. Она же не меценат. Она хочет выкупить нашу усадьбу. Это другое.

Дядя кивнул, поочерёдно проверяя краны в умывальниках.

— Тут тоже всё в порядке. Да, Лар, я в курсе. Поэтому ничего ей и не обещал. Ты же слышала мой ответ. С тех пор ничего не изменилось. Не бойся, никому я дом не продаю. И уж точно не отдам нашу собственность тем, кто под снос её пустить надумал бы.

Я пересчитала пульты в гостиной, проверила, везде ли есть батарейки. Ещё одна галочка.

— Просто… ты бы слышал её. Ну да, пусть денег у неё, конечно, вагон, но она этот вагон на реставрацию пускать не планирует. В смысле, я за неё говорить не могу, просто по словам её сужу и по поведению.

— Я услышал, — дядя вынул из кармана брюк телефон, кого-то набрал. — Сань, пришли в тридцать третий горничных. Тут полы бы вымыть и кое-где пыль протереть. Не досмотрели.

Я внесла пометку в планшет, чтобы перед окончанием рабочего дня заглянуть и проверить чистоту в тридцать третьем.

Может, я зря во всё это лезу?.. Как бы меня не печалила вся эта ситуация, подружка Романова была абсолютно права — настоящего права голоса я тут не имела. По-родственному Георгий Семёнович всегда готов был меня выслушать, но если дело зайдёт о его собственности, опираться исключительно на мнение племянницы, пусть и любимой, он вряд ли будет.

Просто… просто это обидно и несправедливо. Платовы столько лет этот дом берегли, а тут приехала какая-то московская фифа — и от семейной памяти, того и смотри, камня на камне не останется. И лишь потому что она того пожелала — совершенно чужой человек…

— Ты, Лар, только не хнюпай, хорошо?

Я нахмурила брови:

— Вот ещё. Я же не девчонка сопливая. Я слёзы лить по этому поводу не собиралась.

— Вот, это верный подход, — одобрил дядя. — Вот бы ты ещё по Сергею своему их не лила.

Моё лицо так и вспыхнуло. Я даже планшет опустила.

— Да не лью я! В первый же день приезда сюда всё и выплакала, — соврала я, даже глазом не моргнув.

— Ты, может, не интересовалась за всеми рабочими заботами, но жених твой в нижнем коттедже поселился, рядом с парковкой.

Я успела сцепить пальцы прежде, чем планшет выскользнул из моей руки.

— Он… не уехал?

— Вот я так и знал, что ты не сообразила. Этот хорёк машину у самого выезда припарковал, за служебными постройками. Да, заселился. Я в журнале запись видел.

Господи, я-то думала, он, невзирая на все свои угрозы, уберётся отсюда, потому что… да ведь бессмысленно же! Неужели он действительно не понимает, что всё-всё-всё кончено!

— Лар, послушай, — дядя остановился, уперев руки в бока. — Тут скоро всё завертится-закрутится. Работы будет невпроворот, ты же знаешь. И нам за всей этой суматохой совсем будет некогда ещё и личными драмами заниматься.

— Да я и не собиралась!

— Это я понимаю. Но твой жених…

— Бывший жених!

— …твой бывший жених, кажется, никак не сообразит. Поэтому… давай я с ним, может, поговорю?

Вот только родню во всё это безобразие мне втягивать ещё и не хватало. Стыдоба-то какая.

И я тут же замотала головой:

— Даже не думай. Я сама с ним поговорю. Если эта бестолочь до сих пор не поняла, что между нами всё кончено, я ему объясню.