Прикосновение к дверной ручке пронизывает все мое существо электрическим разрядом. Я все еще надеюсь, что дверь не откроется. Но она легко и беззвучно поддается под легким нажимом, и мне открывается возможность войти внутрь.

Сердце сумасшедшими ударами вот-вот разорвет грудную клетку. Они настолько интенсивны, что я не только ощущаю, но и явственно слышу их. Одной рукой стараюсь унять эти гулкие болезненные удары, а другой зажимаю рот, боясь выдать свое присутствие шумным прерывистым дыханием.

Преодолевая панический ужас, я на цыпочках прохожу дальше. Дверь в комнату распахнута настежь. Поэтому, чтоб не обнаружить себя, я буквально вжимаюсь в стену. И вдруг каменею при виде открывшейся мне картины.

Мозг отключается, а я впиваюсь взглядом в ритмично двигающуюся мужскую обнаженную фигуру, нависшую над распластанным женским телом. Взгляд задерживается на мускулистой мужской руке, точнее на плече. И я впиваюсь взглядом в знакомое до боли родимое пятно. Пятно очень большое, По форме оно слегка напоминает огромное яблоко. Я часто шутила, что мама Игната, будучи беременной им, без спроса взяла запретный плод, вот и родила сына с такой удивительной отметиной. Власов сердился и грозился сделать операцию по ее удалению.

Воспоминания вспыхнули мгновенным ярким всполохом. А я плотно сомкнула веки в надежде, что мне все привиделось. Вот сейчас я открою глаза, и никакого пятна не увижу. Это просто галлюцинация на фоне стресса.

Увы, когда я открыла глаза, чуда не произошло.

Острая боль полоснула скальпелем по моему и без того страдающему сердцу и отозвалась страшным приговором, не оставляющим никаких сомнений. Значит, в постели с другой женщиной все-таки Игнат!

Ноги подкашиваются. Я сейчас упаду. Стараясь устоять, вдавливаюсь в стену еще сильнее. Кажется, я сейчас умру от жестокой боли, сдавившей сердце и перекрывшей дыхание.

Но моя пытка на этом не заканчивается.

Созерцание обнаженных тел мужчины и женщины, которые переплелись в сладостном экстазе, лишили меня возможности думать и чувствовать. Мозг и сердце замерли. Продолжали жить и воспринимать только глаза. В неярком свете ночника они выхватили из общей картины кружевное красное белье, яркими пятнами выделяющееся на белизне скомканных простыней.

О, Боже, я ведь когда-то уже видела это. Такое же ярко-красное на белом! С такими же кружавчиками!

Не хочу смотреть! Надо бежать отсюда! Еще мгновение, и я потеряю сознание от удушливой атмосферы, насквозь пропитанной мерзким духом предательской похоти и плотского наслаждения.

Ноги не слушаются, но я неимоверным усилием воли заставляю их вытащить меня на лестничную площадку. А оттуда – вниз, вниз, вниз! Подальше от этой грязи, от этого предательства, от этой мерзости.

Губы беззвучно твердят одно единственное слово – дежавю, дежавю, дежавю…

Оказавшись на улице, долго стою неподвижно, подставив разгоряченное лицо ветру и дождю. Слезы, хлынувшие из глаз, смешиваются с дождевыми каплями и пытаются смыть из памяти увиденное.

Но нет! Ни дождю, ни слезам не удается стереть весь ужас измены. Измены, обрушившейся на меня с неимоверной убийственной болью. И ведь я уже однажды пережила такие же страшные минуты, такие же впечатления, такую же ситуацию.

- Господи! – поднимаю я глаза к небу, - Но почему опять?! Что со мной не так? Меченная я, что ли?.. За что он так со мной? Ведь говорил, что любит, что жить без меня не может, что никогда не предаст. Ведь только вчера шептал мне ласковые слова, клялся в вечной любви и верности, пока смерть не разлучит нас…