— Это ты им сама объяснишь.

— Егор, какого хрена? — в охрипшем голосе мужа прорезаются нотки гневного раздражения. — Я тебя сюда не звал и передавать мне ничего не просил. Когда они отучатся вести себя с нами, будто мы малые дети?

— Когда мы дружно свалим отсюда? — предположил Егор, и на его волевом, скупо отражавшем эмоции лице мелькнуло что-то, отдалённо напоминавшее усмешку. — Можешь себе такое позволить, младшенький?

Он нарочно его поддевал. Знал, как Сергея бесит отсутствие выбора и перспективы. Правила семьи Вороновых исключали самостоятельность отпрысков.

Егор сумел переломить это правило и мог съехать из этой роскошной тюрьмы, когда пожелает. Скоро, я уверена, он так и поступит.

Мы же с Сергеем… мы — совсем другой разговор.

Жаль, поняла я это очень и очень поздно. Когда дверца золотой клетки за мною надёжно захлопнулась. Тот, кто говорит, что лучше рыдать за рулём Бентли, чем за рулём «копейки» — лицемерит и лжёт. Разницы нет, и деньги порой ни на секунду не помогают скрасить отчаяние.

И я в который раз убедилась в верности своих ощущений, когда мы с Сергеем, будто парочка провинившихся малышей, вошли в помпезную синюю гостиную — на незапланированную аудиенцию к настоящим хозяевам дома. Дома и всего элитного посёлка, построенного вокруг него.

— Сонечка, добрый день, — в мягком голосе Екатерины Андреевны ничто не выдавало властную до тирании натуру.

Мастерская маскировка.

— Добрый день, — пробормотала я и, подчиняясь молчаливому жесту, опустилась в кресло напротив.

Свёкор Виктор Игнатьевич, сидевший у самого окна с журналом в руках, будто и не планировав участвовать в разговоре, кивнул мне в ответ на приветствие.

Муж тяжело опустился в соседнее кресло, безуспешно пытаясь пригладить растрёпанные волосы и мятую рубашку. Выглядел он откровенно паршиво.

— Серж?..

Вопросительных ноток в кратком обращении матери хватило, чтобы её младший сын втянул голову в плечи.

— У меня была важная встреча.

Лжец.

— Я не стал никого предупреждать, потому что не знал, как далеко зайдут переговоры.

Зато я теперь знаю — прямиком в чужую постель!

Но благоразумно молчу, кусая губы едва не до крови. Внутри всё ходуном так и ходит. Но смысла встревать в разговор сына с матерью не было. Этот урок я усвоила раз и навсегда. На своём горьком опыте.

— И чем они завершились? — обманчиво ласковый взгляд материнских глаз скользит по красноречиво мятой одежде младшего сына, но я замечаю, что в нём сквозит хорошо скрытая брезгливость.

— Подписанием. Потому и задержался.

Какая же сволочь… О том, что бумаги подписаны, мне его секретарша обмолвилась, когда звонила узнать о планах своего непосредственного начальства на завтра. Мой благоверный так спешил залезть в чьи-то трусы, что покинул встречу, даже с секретаршей своей не переговорив. И трубку не брал. Уж так был занят весь вечер. И ночь. И целое утро.

Взгляд застлала мутная пелена, и я никак не могла сморгнуть непрошенные слёзы. Но продолжала держать спину прямо и притворялась мебелью, только бы диалог не коснулся меня.

Я ненавидела все эти формальности.

А Вороновы их обожали.

Белая кость, голубая кровь и жемчуга на шее.

Они всерьёз считали себя элитой.

А я вот уже целые сутки всерьёз надеялась навсегда с этой элитой порвать.

Но с такими букашками, как я, сильные мира сего не считались.

— Сонечка, а ты что молчишь? — впился в мои суматошные мысли голос Екатерины Андреевны. — За какие такие грехи ты на Сержа напала?

4. Глава 4

— Грехи?.. — повторила я и непроизвольно сглотнула. — Екатерина Андреевна, при всём уважении, я не стану обсуждать наши с Сергеем проблемы на этом импровизированном семейном совете.