— Для тебя и сын — пустое место! — рявкнула я, больше не в состоянии выдерживать унижения. — Что ты из себя заботливого папашу-то строить надумал? Не ты с Мишкой бессонными ночами возился, не ты…

— Я сразу тебе сказал, давай нянек наймём! Что, деньги — проблема?

— А я тогда кто, если сама за ребёнком присмотреть не могу? Кто меня настоящей матерью тогда назовёт? Мишке нужен особый уход и забота родных, а не армия прислуги. У семи нянек дитя без глазу!

— Завела-а-а свою шарманку, — Сергей закатил глаза и впечатал свою руку, по-прежнему сжимавшую моё несчастное запястье, в стену.

Я невольно поморщилась от новой вспышки боли.

— Это ничего не меняет. Ни-че-го. Будешь брыкаться— уйдёшь из этого дома одна, голая и босая. Одна!

Я сглотнула подступившие слёзы и пробормотала, глядя в когда-то любимое лицо:

— Надеюсь, все твои похождения этого стоили. Но Мишка… Я не позволю, чтобы он наблюдал, как его отец таскает в свою постель потаскух.

В карих глазах неожиданно мелькает что-то по-настоящему дикое, совершенно звериное.

Моё запястье буквально взрывается острой, безудержной болью.

— Она не потаскуха! — взрывается муж и, ошалело заморгав, замирает.

Только спустя мгновение наконец понимает, что проговорился.

Да так, что у меня сердце, взбрыкнув, о горло ударилось.

В мгновение ока всё неуловимо изменилось, постепенно приобретая новый смысл. Нет, теперь Сергей не просто вёл привычную для него жизнь скучающего богача, которого даже семейное положение не исправила. У него возникла привязанность.

И речь совершенно не о жене или сыне.

— Так… у тебя постоянная любовница появилась?..

Колени слабеют.

К горлу подкатывает дурнота.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой этот вопрос, — муж пытается вернуть себе былую уверенность. Сделать вид, что вовсе не проговорился.

Но поздно. Поздно. Поздно.

Что сказано — сказано. Не отвертеться.

— И после этого ты ещё будешь указывать…

Я сама себя обрываю. Сглатываю горькую слюну, на какое-то время умудрившись позабыть даже об измученном его хваткой запястье.

На секунду краем уха мне слышится какой-то щелчок, но я не могу отвлекаться. Я должна сказать самое важное.

— Нет, Сергей, нет. Это предел. Меньше, чем на развод, я не согласна.

— А я повторю, — прорычал муж. — Затеешь возиться с разводом, попрощаешься с сыном.

Гнев вспыхивает, словно зажжённая спичка.

— Мы ещё посмотрим, кто с кем попрощается, — рычу в ответ. — Я без боя не сдамся. За сына я кому хочешь глотку перегрызу. Если надо, сдам всё ваше семейство!

И моя вспышка отчаяния достигает цели.

— Ах ты ж сyчкa неблагодарная!

Муж замахивается.

Я зажмуриваюсь и скрючиваюсь в ожидании неминуемого удара.

Вместо этого наступившую тишину вспарывает ненатурально спокойный голос:

— Остынь. Совсем с катушек слетел?

Открываю глаза.

Руку Сергея в замахе перехватила чужая рука. За спиной у мужа высится широкоплечий брюнет с резкими чертами лица и тяжёлой, покрытой трёхдневной щетиной челюстью. Егор Воронов, его старший брат.

Супруг бешено вращает глазами. Он в таком же шоке, как и я, от его неожиданного появления.

— Прислуга слышала вашу возню, — буднично поясняет Воронов-старший. — Вас просят зайти в синюю гостиную.

— З-зачем? — шепчу я.

Деверь окатывает меня безразличным взглядом, но всё-таки отвечает:

— Родители хотят с вами поговорить.

3. Глава 3

— А если я не хочу ни с кем разговаривать?

Смотрю на своего деверя исподлобья, рефлекторно потирая успевшее потемнеть от бессердечной хватки запястье.

Его взгляд следит за моими манипуляциями.

Голос ровный и безжизненный, как пустынное плато: