— Ты моя, слышишь, только моя. И так будет, пока смерть не разлучит нас, — прошипел я, отрываясь от жены и отстраняясь.

Вытерев краем простыни рот, Александра прошептала:

— Ты омерзителен! Ненавижу тебя!

Тут дверь распахнулась и в комнату вошла женщина в белом халате, с кудрявыми волосами и в очках.

— А вот и счастливый отец пожаловал, как я понимаю! — сказала она и широко улыбнулась. — Очень хорошо что вы здесь. Вашей жене нужно будет несколько дней побыть у нас в больнице. Кровотечение мы остановили, но должны ещё некоторое время понаблюдать за состоянием ребёнка.

На пару секунд я потерял способность соображать и переводил взгляд с врача на Алексу и обратно.

— У нас…будет...ребёнок? — спросил я, глядя на жену.

Саша молчала, но я увидел, как по её щекам текли слёзы.

13. Глава 14

Александра.

Я издаю только утробный звук, не могу себя контролировать, рот открыт от ужаса, и я не сразу могу его закрыть. Утыкаюсь лбом в колени, всхлипываю. Стискиваю холодными, мокрыми ладонями простыню. С трудом, с огромным трудом беру себя в руки.

И вскрикиваю, злясь в первую очередь на доктора. Как она могла? Я не собственность мужчины, чтобы вот так без моего разрешения сообщать ему о том, как Я себя чувствую, с творится с МОИМ телом.

Он, конечно, отец… Но это не одно и то же. У него детей может больше сотни по всему СНГ, заделать-то не сложно…

Удивляюсь только, как там чего на меня, бедолажку, хватило.

— Он не мой муж, слышите?! Кто его впустил сюда? Как вы посмели!

— Тише… Тише… — кидается ко мне Елизавета Авраамовна, оттесняя Марата. Я не смотрю в его сторону, хотя если бы мой взгляд прожигал — смотрела бы.

Как он только посмел меня касаться…

— У тебя души нет… — нападет истерика. — Ты больше никогда не будешь меня касаться… Больше никогда…

Муж, скоро бывший муж, что-то говорит, но моя психика будто глушит его голос, чтобы окончательно не сойти с ума. Моя психика и звучный, властный голос доктора.

— Ну, всё, что ты так, с ума сошла, хочешь убить своего малыша? Есть в тебе хоть капля женского? Мудрого чего-то, а? Успокойся… Дыши… Окаянная какая, посмотрите на неё. Дыши, говорю. Глубоко. Вот так.

— Правда что ли не муж? Жениться надо бы! — оборачивается на мгновение на Марата, будто и не замечая ничего. Будто всё, что со мной происходит — не имеет значения. Есть мужик, есть ребёнок, остальное — неважно. Я должна быть мудрой, я должна молчать, я должна улыбаться, я должна строить из себя Аллочку.

Сердце колет, зажмуриваюсь от боли, но больно даже от этого действия.

— Я муж, могу предоставить все документы, — я разлепляю веки, он указывает на свой смартфон, — не слушайте её, у неё истерика… Это мой ребёнок. И она — моя. Вы можете что-то сделать? Она же… Она должна успокоиться!

Ну, вот, я же говорила.

А сколько в этом «должна» уверенности, что даже сейчас всё будет так, как он захочет.

Пусть Марат и выглядит каким-то убитым, посеревшим, помятым. Пусть глаза бегают, словно у него прямо сейчас полыхает дом… он всё равно пытается доминировать, довлеть, давить. Надо мной, над доктором.

И последней это будто бы нравится.

— Вы лучше выйдете, раз у вас недомолвки… — с какой-то странной нежностью просит она его.

Марат колеблется, Елизавета Авраамовна повышает голос:

— Вон!

Наконец-то он уходит, и мне уже сразу же становится будто бы легче… Боже… Зачем же она так? С тех пор, как узнала о беременности, больше всего на свете я боялась, что он узнает о ребёнке. И это случилось. Сразу же.

— Милочка, дыши глубже, что же это за истерика?

Она быстро-быстро набирает что-то в телефоне, затем убирает его в карман и заставляет меня ровно лечь на постеле. Я бы лучше убежала как можно дальше. Но мысль о ребёнке, страх потерять его, не даёт сопротивляться.