— И что теперь?

Вопрос повис над столом с позабытыми салатами, крекерами, булочками и апельсиновым соком. Рассказать ли о... анонимном человеке? Даже думать о нём страшно, а уж говорить... Ком в горле, мышцы сковывает. Как сказать, если боюсь одного только упоминания?

— Никто не должен знать, Ир. Я прошу сохранить в секрете то, что я тебе сейчас рассказала. Я и не хотела делиться этим с кем либо, но не осталось сил держать в себе... А тебе я доверяю.

— Но почему ты делаешь вид, что всё хорошо? Я бы не смогла терпеть такого кобеля под боком... Ложиться с ним в супружескую постель, обнимать его, даже просто есть за общим столом... Какой ужас!

Ира передёргивает плечами, и я прекрасно понимаю её отвращение. Но для начала хочу уточнить:

— Обещаешь молчать?

***

Вечерние сумерки сгустились на городских улицах. Оборачиваюсь назад и вижу как гаснут фары нашей машины. Однако, свет от уличного фонаря падает прямо на лицо мужа, обрамляя его мягким сиянием. Серёжа машет мне рукой, а после утыкается в телефон. Отворачиваюсь и быстрым шагом несусь к торговому центру.

У меня даже желания не было уговаривать мужа последовать со мной. Не хочу проводить лишние минуты с ним. Главное, что после, набив пакет продуктами на предстоящую неделю, я снова юркну в безопасность машины и мы вместе поедем домой. Лишь бы не в полном одиночестве шататься по тёмной улице...

«Одна по улице ходишь?...», — спрашивалось в последнем сообщении с угрозами. Нет! Не одна!

Ароновой я не смогла рассказать об угрозах в свой адрес, но, главное, она обещала хранить молчание. Ира заверила, что о трещине в моём браке от неё лично никто не узнает. Хоть какой-то груз я с себя сбросила... хоть чуть-чуть. Выговорилась от души сегодня ей, заняв всё обеденное время соплями о предательстве Серёжи.

Но как же страшно стало жить. Чувствовать напряжение в спине, бояться взгляда, озираться по сторонам... Спешно лавирую между разными отделами, на автомате хватаю нужные продукты и кидаю в тележку. Молочный отдел, мясной отдел... Так вскоре оказываюсь в царстве предметов личной гигиены, где принимаюсь выбирать влажные салфетки.

Уже собираюсь уходить, когда взгляд невольно зацепился за мужчину, изучающего то ли женские прокладки, то ли подгузники. Уж больно похож на...

— Диана Владимировна? Какой сюрприз, — оборачивается ко мне Леонов.

Мне не показалось — это и в самом деле он. На моём будущем начальнике песочного цвета брюки и белая футболка. Мужчина не имеет при себе тележки или продуктовой корзинки. Словно заскочил по-быстрому что-то схватить и поспешить домой.

— Боюсь, что вы снова ошиблись и пришли куда-то не туда, Максим Евгеньевич, — отвечаю.

— Я за подгузниками.

— Проблемы с хождением в туалет?

Ну, хоть не за прокладками... Но, боже, что я несу? У нас теперь все разговоры будут сводиться к туалетной теме?

Это нервы, просто нервы...

— Не боишься с новым начальством так разговаривать? — криво ухмыляется, чуть склонив голову набок.

— Вы ещё не являетесь моим начальником.

— Все документы я уже подписал. К тому же к понедельнику моя память не сотрётся в ноль, и я всё ещё буду помнить все твои дерзости, — хитро и одновременно с угрозой сощурил глаза.

— Почему вы мне «тыкаете»? — пытаюсь хоть как-то защититься.

— Такому юному лицу как-то даже неловко говорить «вы». К тому же я ещё не твой начальник, — подмигивает.

— Ловко, — усмехаюсь.

— Я ловкий — это правда.

На этих словах мужчина тянется к упаковке детских подгузников и, завертев в воздухе, подбрасывает её на кончиках пальцев, а затем ловит и удобно располагает у себя под мышкой.