А на следующий день я силком его вытащила на рентген. Двустороннее воспаление лёгких, постельный режим на две недели и почти месяц восстановления был вердикт врача.

На душе неспокойно.

Пытаюсь отвлечься от мыслей и набираю маму. Она почти сразу берёт трубку.

– Доченька, привет! Чем порадуешь?

Мамино хорошее настроение передаётся и мне, я улыбаюсь.

– Сегодня Настю принесут. Попробую покормить.

Даже на расстоянии чувствую, как мама рада.

– А мне можно приехать? Крохотулю нашу посмотреть.

– Я не знаю, мам. Спрошу у врача.

– Хорошо. А если сама есть начнёт, вас выпишут?

– Не знаю. Для меня сейчас самое главное, что она дышать начала сама. А если придётся провести в больнице ещё один месяц, я возражать не буду, – вздыхаю, но ничего не поделаешь.

В больнице карантин и нас даже на прогулку не пускают. Я месяц уже не выходила на улицу. Так хочется глотнуть прохладного воздуха. Похрустеть свежевыпавшим белым снегом. Но ради дочери я готова хоть всю жизнь просидеть в четырёх стенах. Она моё всё. Моя радость и любовь. Вот кто точно не предаст и не бросит меня, хотя бы ближайшие лет пятнадцать.

– Ты мне тогда напиши. Я сразу приеду. С работы отпрошусь.

– Хорошо.

Уже хочу попрощаться, но слышу, что мама мнётся.

– Ты что-то ещё хотела сказать?

– Ты Егору сказала?

– О чём?

– О Насте, что принесут сегодня.

Ну вот зачем она по больному. Я только ненадолго забыла о нём.

– Зачем ему о чём-то говорить? Он, наверно, и сам в курсе.

– Доча, ты всё равно скажи. Всё-таки это и его дочь.

– Мама! Я не поняла, на чьей ты стороне? – меня не то чтобы возмущает этот факт, скорее удивляет. Я думала, уж мама-то точно Егора теперь не захочет неи видеть и ни слышать.

– Маша, ты же знаешь, что я тебе только счастья желаю. Но Егор для меня, как сын стал. Да, он ошибся. И это ваша жизнь, но даже после развода можно оставаться друзьями и нормально общаться.

– Странно слышать это от тебя, мам. Ты ведь разошлась с отцом и не разрешала мне видеться с ним, – у меня ощущение, что сегодня день не только второго рождения Насти, но и рождения мамы как другого человека. Когда она изменилась? И что на это повлияло?

– Ничего странного. Твой отец и в подмётки Егору не годится. Он никогда не чувствовал себя отцом. Был эгоистом и не заботился о нас. Егор же делает всё для тебя и семьи.

– Наверно и изменял мне тоже ради нас. Видимо, какой-то клиент попался чересчур требовательный, – усмехаюсь я, в словах сквозит сарказм.

– Маша, я понимаю, что его поступок не понять и не оправдать, но общаться-то можно. Он хороший человек.

Дверь открывается и в комнату входит медсестра с маленьким свёртком в руках.

– Ладно мама. Потом поговорим. Сейчас некогда.

Отключаю звонок. А сердце замирает от волнения.

– Ну что мамочка. Будем ребёнка кормить?

Губы расплываются в улыбке.

– Ложись на бок.

Я следую всем указанием медсестры, она подкладывает мою малышку мне к груди, и та с жадностью чмокает грудь.

– Ну вот и созрела ваша малышка.

Наверно, только мать может понять те чувства, когда видит своё дитя. Это и нежность, и умиление, и безграничная любовь к маленькому чуду, которое подарила мне вселенная. Маленькие чёрные волоски покрывают макушку, а глазки ещё отливают синевой, но даже в этом ещё не сформировавшемся личике угадываются черты Егора.

А когда Настю уносят, я беру телефон и пишу ему: “Настя кушает без трубки”. И тут же получают ответ: “Спасибо, любимая”.

22. Глава 21

А вечером приходит голосовое от Олега. Я таращусь на него и не знаю то ли стереть сразу, то ли всё-таки прослушать. Его настойчивость пугает, но если удалю и не прослушаю, умру от любопытства.