А теперь – этот холодный голос.

Я роюсь в комоде. Вытаскиваю носки, белье, какой-то старый шарф. Но ни одного галстука нет. Словно она специально убрала их.

– А рубашка белая где? – не унимаюсь. – Ты стирала на выходных?

– Стиралкой умею пользоваться не только я, – отрезает она и хлопает глазами. Медленно. Как будто наслаждается каждым взмахом.

Я сжимаю зубы. Так и вижу, как Ева мысленно улыбается. Такая пассивная месть – хуже, чем крик. По крайней мере, если бы она устроила скандал, можно было бы ответить. А это... как будто я один в доме, и никто меня не слышит.

Захожу в ванную, хочу побриться, но тут понимаю, что пены нет. Ну, конечно! И кто выкинул полупустой баллончик?

Я кричу с порога:

– Ева, пена где?!

– Я тебе что, справочная?! – отвечает она. – Посмотри в шкафчике! Или сходи, купи! Ты же взрослый!

Я срываюсь:

– Да что с тобой вообще происходит?! Где нормальная ты? – кричу в ответ и иду в спальню.

Она молчит. Просто сидит на подоконнике, закутавшись в теплый халат. А на меня реакции ноль. Ни раздражения, ни злости, ни даже усмешки. Только молчание. Молчание, в котором я чувствую, как с каждым вдохом распирает грудь от злости.

И тут я вижу галстук. Он валяется под кроватью, смятый, пыльный, как будто им вытирали пол. Вытаскиваю, смотрю – и хочется его разорвать. Но сдерживаюсь. Иду на кухню, хватаю ее кружку, пью остатки кофе.

Все! Не хочу тут оставаться ни минуты! Ни. Минуты.

Натягиваю пиджак и, не попрощавшись, вылетаю за дверь. На улице – апрельское солнце, яркое, нахальное. В глазах – красный туман. Я иду к машине, сжимаю зубы и кулаки. Все тело гудит от злости. Она доводит меня. Это просто саботаж.

Я достаю телефон. Набираю Лену.

Она берет трубку почти сразу:

– Привет, ты уже на работе?

– Нет еще. Лена… я так больше не могу. Честно. Ева, кажется, совсем поехала крышей.

– Глеб, не драматизируй…

– Я не драматизирую! – в голосе появляется надлом. – Она специально прячет мои вещи. Игнорирует. Отвечает, как будто я для нее ничто. Я живу в доме с чужим человеком. Я вру ей каждый день. Я не хочу так больше.

– Подожди, не спеши… – говорит Лена тише. – Это, наверное, просто кризис. Может, ты все видишь в темных тонах, потому что у тебя на душе тяжело.

– Лена, – перебиваю я, – ты хочешь быть со мной или нет? Без «может», без «потом». Хочешь, чтобы мы были вместе? Как мечтали? Без этой лжи, без этих пряток?

Она молчит. Секунда. Две. Пять. И потом:

– Конечно, хочу. Просто… сейчас, наверное, не самое подходящее время. Все слишком наэлектризовано. Ты на взводе, Ева тоже. Нужно подождать. Успокоиться. Подумать.

– Подумать? – повторяю я. Слово режет слух. Я выдыхаю, пытаясь не дать злости прорваться наружу. – То есть ты не хочешь жить со мной?

– Я не это сказала.

– А что ты сказала?

Снова пауза.

– Я просто не хочу, чтобы ты потом пожалел. У тебя семья. Дом. Может быть, это просто такой период, и он пройдет… – ее голос теперь мягкий, как вата, в которой прячут иголки.

Вот и все. Вот оно. Момент истины.

Я сжимаю пальцы на телефоне, так что костяшки белеют.

– Понял. Не буду давить.

– Глеб…

– Я перезвоню позже. Пока.

Я отключаюсь и смотрю на экран. Тонкая трещина на стекле – от старого падения, почти незаметная. Такая же трещина у меня на сердце от того, что случилось сейчас.

Она не выбрала меня. Она выбрала комфорт. Осторожность. Скучные вечера со своим Пашей, а не настоящую жизнь. А я… я как идиот, бегаю между двух женщин, и ни одна из них не хочет меня по-настоящему.

Я злюсь. На Еву. На Лену. На себя.

Сажусь в машину, но дверцу не захлопываю. Шум города вокруг. Люди спешат. А я вдруг ощущаю, как впервые за долгое время остался один.