Но я что-нибудь придумаю. Если надо, дойду до правителей. Не я здесь должна оправдываться или лгать. Прямо смотрю в янтарные глаза огненной драконицы и холодно сообщаю:
– Ваш сын изменил мне с моей собственной сестрой. По вашим советам я закрывала глаза на многое. На интрижки со служанками и танцовщицами, на его пристрастия к азартным играм и алкоголю. Но это переходит все границы.
Она не выглядит удивлённой, скорее, её утомляет, что я вообще подняла эту тему. Её крокодилья улыбка не обманула бы даже наивного ребёнка. Она подходит ко мне, заключая мою холодную ладонь в тиски своих горячих пальцев.
– Не руби с плеча, Вильгельмина, – говорит она. – Зачем ты вообще покидала дом? Ты же знаешь, мы волнуемся, когда ты уходишь одна. Многие из тех, кто помнит драконьи войны, до сих пор агрессивно настроен к ледяным драконам.
Дело вовсе не в волнении. Единственное, что их беспокоит, это то, что я могу написать брату и рассказать, как ведёт себя мой муж. Меня заключили в клетку, но называют это заботой.
– Давай присядем, выпьем чаю, и ты расскажешь мне всё, что видела. Может, ты неправильно что-то поняла?
Я не успеваю даже ответить, как аллира Аделаида поднимает весь дом на уши. Хорошо, что не разбудили Ингвара. Мой маленький дракончик нуждается в хорошем сне. Ему пять, а значит, его внутренний дракон вот-вот проснётся.
Если выяснится, что он огненный, Эйван никогда нас не отпустит.
Мы садимся за стол в чайной комнате. Аделаида кладёт в мою чашку три ложки сахара, хотя я пью чай без него. Чтобы не смущать почтенную аллиру её ошибкой, я касаюсь губами отвратительного сиропа.
– Вилле, ты знаешь, ты мне как дочь! – говорит Аделаида с плохо сыгранной заботой. – Но твои придумки расстраивают моего сына и тебя саму! Посмотри на себя. Бледная, с кругами под глазами, тень себя прошлой!
Она пододвигает ко мне вазочку с клубничными пирожными. Я не люблю сладкое, да и от таких переживаний кусок в горло не полезет. Хотя я сутки не ела, когда до меня дошли слухи, что Эйван в городском доме проводит время не один.
Для всех я бессердечная ледышка, ведь не кричу и не плачу, когда мне больно. Но разве от этого моя боль меньше, чем у других?
– Придумки? – переспрашиваю я с горечью. – Я видела всё сама. Они приглашали меня присоединиться, аллира Аделаида! По-вашему, я должна верить свои глазам меньше, чем вашим словам?
Аллира поджимает губы, будто это для неё нечто само собой разумеющееся, но не говорит вслух. И на том спасибо. Я жду, что она начнёт оправдывать своего сыночка, но она отставляет чашку, снова берёт мою руку и проникновенно смотрит в глаза.
– Вилле, – говорит она мягко. – Ты происходишь из гордого, обидчивого рода. Я понимаю, твоё воспитание говорит тебе, что такое не прощают. Но пойми: ты хочешь из-за одного поступка разрушить всё, что вы с Эйваном строили долгие годы, то, что наши страны строили ещё до того, договариваясь о вашем браке!
Я не верю своим ушам. Она, глядя мне в глаза, утверждает, что это я хочу всё разрушить! Вырываю ладонь из её рук, смотрю исподлобья.
– Разве не ваш сын старательно рушил это с тех пор, как я родила Ингвара? Получив желанного наследника, он стал считать меня ненужной!
Свекровь щурится, как довольная кошка.
– Но ведь это правда, разве нет?
Слишком часто за этот вечер я лишаюсь дара речи.
– Зачем Эйвану холодная, скучная ледышка без силы дракона? – говорит свекровь, подливая себе чай. – Вокруг полно весёлых симпатичных девушек, которые реально заинтересованы в моём сыне. А ты… ты просто жена. Формальность, понимаешь?