– Может быть и так. А может и нет. А что если она действительно сама всё это замутила? Что если твоя Катя действительно чем-то опоила твоего мужа и воспользовалась его невменяемым состоянием? Что если она на самом деле причастна к гибели твоего ребёнка? Ты дашь ей победить? Уйти от наказания?

– Даже если это она, то я ничего уже доказать не могу. Времени прошло много. Да и анализы, что у меня брали – там же никакой химии не нашли. – голова тяжёлая, щеки пылают огнём, – Свет, я её с рождения помню. То, что она с ним была – это одно. Но травить моего ребёнка… Не могу в это поверить!

– В жизни всякое случается… – вздыхает Светлая, – Маш, а что если я, до твоего возвращения, у тебя дома поживу? Понаблюдаю за ними, постараюсь с Митей поговорить, за сестрой твоей присмотрю… Я же давно ремонт в квартире запланировала, ну вот сейчас и начну, а на это время к вам. Как тебе такая идея?

Смотрю на неё с сомнением.

– Ну пожалуйста! Ради меня! – настаивает подруга.

Боже мой, какая бессмыслица спорить с очевидным. Но Светлая так просит…

– Хорошо, – наконец соглашаюсь я, – Делай как знаешь.

– Вот и здорово! – ободряюще улыбается подруга, – И, кстати о птичках: кто такой этот твой «Джек Воробей»? Мне кажется, что ты раньше мне о нём не рассказывала…

19. Глава 19

– Так кто же это такой? Ты мне о нём не рассказывала.

«Джек Воробей»? Светка не так уж далека от истины. Когда мы были помладше, то Гоше действительно нравился этот персонаж, да и морем он прямо-таки бредил. Мечтал стать моряком, когда вырастет.

На второй год нашего знакомства он себе даже ухо проколол. Причём сделал это сам, с помощью большой цыганской иголки. Помню, как вышел во двор, с малиновой припухшей мочкой уха, в которой красовалось маленькое серебряное колечко. Сказал, что настоящему моряку без такого украшения – ну никак. Нам, двенадцатилеткам, это тогда очень крутым показалось. А вот папа его знатно поругал, требовал, чтобы сын немедленно вытащил из уха «девчачью цацку». Не знаю как они в итоге договориться смогли, какие там аргументы Гоша отцу привёл, но это колечко в его ухе ещё два года проболталось. А потом в жизни Гоши случилась первая потеря.

Того, спасённого нами мышонка, Воробей, с моего согласия, забрал к себе. Его родители не возражали, но поставили условие, что сын сам будет ухаживать за зверушкой. Воробей был счастлив. Назвал мышонка Корсаром и действительно к заботе о питомце подошел очень ответственно. Как выяснилось, животных Воробей очень любил. Но на собаку или кошку его родители ни в какую не соглашались. И вот, наконец-то, у него появился столь желанный питомец. То, что это была всего лишь мышь, Воробья нисколько не смущало. Он очень быстро привязался к грызуну, и тот отвечал моему другу полной взаимностью – отзывался на кличку, охотно шёл на руки, забирался по одежде на плечо, усаживался там и благодарно щекотал маленьким нежным язычком лицо и шею хозяина. Когда я приходила к Гоше в гости, то мы вместе выгуливали Корсика на подоконнике, с интересом наблюдали за ним и угощали маленького белого подлизу сочными одуванчиковыми листиками. А на четвёртое лето он просто умер. Неожиданно, без каких-либо предпосылок. Утром Воробей подошел к клетке, чтобы дать Корсику еды и обнаружил его уже окоченевшим.

Гоша тут же позвонил мне, поделился своим горем и сказал, что если я хочу, то могу прийти и проститься с Корсаром. Оглушенная новостью, я тут же побежала к нему. На моего друга смотреть было больно. Он страдал и я чувствовала это. Отец Гоши убеждал его, что три года – это предел мышиной жизни, но Воробей всё равно вбил себе в голову, что Корсар не умер бы, если бы его вовремя отвезли к ветеринару.