– Ну вот – ты не можешь, а мы значит должны, – укоризненно вздыхает мама.

– Но ты ей обещала! Она же этого лета весь год ждала!

– Да, обещала. И она обязательно к тебе поедет. Но не в этом году. Всё, доча, мне бежать нужно. Скоро Петя с работы придёт, а у меня ещё ужин не готов.

– А Катя как? Ты ей уже сказала?

– Сказала. Ну как… поплакала немного. Но это ничего – золотая слеза не вытечет. Она поймёт. И ей действительно понравится у бабули с дедулей. Ещё спасибо скажет. К тебе-то она каждый год приехать может, а вот у Петиных родителей мы не часто бываем, – голос мамы полон уверенности, – Ну всё, Машуль, побежала я. Ты не теряйся, звони. Люблю тебя, доченька.

– И я тебя, – откликаюсь эхом.

Мама отключается. Сижу минут пять, собираюсь с духом, а потом звоню Кате.

– Нет, котёнок. Нет… Она не согласилась. Да, я её убеждала, но она ни в какую… – отвечаю на перемежающиеся рыданиями вопросы сестры. – Прости, маленькая! Не грусти. Отдохнёшь в этом году у своих бабы и деды, а на следующий год ко мне. Обещаю тебе, что мы всё наверстаем!

***

Но ни на следующий, ни на следующий и ни на следующий год Катя ко мне так и не приехала. В конце-концов мне стало казаться, что мама и отчим просто не хотят, чтобы эта поездка состоялась. Всегда находился какой-то веский повод, причина. Всегда были обещания, что: «Вот следующим летом – точно!» Да вот только это следующее лето так и не наступило.

С каждым годом сокращалось наше с Катей общение. Она стала звонить мне намного реже и уже не просилась в гости. Иногда спрашивала, приеду ли я. Но, услышав отрицательный ответ, принимала его сдержанно и спокойно.

А потом была защита диплома, появилась ответственная работа, мы с Митей стали встречаться, заболели и умерли дедушка и бабушка… Взрослая жизнь закрутила, понесла в стремительном водовороте событий. И так вышло, что времени на Катю у меня уже практически не осталось.

17. Глава 17

– Мааш, офигеть! Нихрена себе! Вот же гады! – восклицает Светка, а потом добавляет, – Ты уж прости меня, за мой французский, но у меня реально других слов нет.

Я больше всего боялась, что она мне не поверит, но, судя по её реакции и широко распахнутым глазам, мой кредит доверия у подруги буквально неисчерпаем.

– Свет, спасибо, что не переубеждаешь, не говоришь, что мне всё привиделось или что я, на фоне горя, с катушек съехала. Очень тебе благодарна за это! Я же знаю, как хорошо ты к Мите относишься…

– Моё отношение к Мите и то, что он мне симпатичен, ещё не делает из него святого. Мне, конечно, сложно поверить, что он способен на подобную мерзость… Но я точно знаю, что более адекватного человека, чем ты, мне и встречать не доводилось. Мы же с тобой не первый год дружим. И, за всё это время, ты не дала мне ни единого шанса усомниться в твоём трезвомыслии.

– Спасибо, Светлая, – говорю я, обнимая подругу, – Ты и не представляешь, насколько мне была важна твоя поддержка!

– Да брось ты, Маш! Для чего ещё нужны друзья?! Мы же с тобой, как та сладкая парочка – и в горе, и в радости, – подмигивает она мне и вздыхает, – Хотелось бы, конечно, чтобы только в радости, но тут уж ничего не поделаешь, раз уж сложилось всё вот так… Ты с Митей говорила, кстати? Как он отреагировал на то, что тебе стало всё известно о его связи с этой малолетней козой – сестричкой твоей?

– Как отреагировал? Стал убеждать меня в том, что у меня крыша поехала. Что они с Катей – невинные жертвы моего бреда. Что ничего между ними нет и быть не может. Мол, ему просто плохо стало, а эта «добрая девочка» пыталась привести его в чувства. Как раз искусственное дыхание делала, когда я в комнату зашла. Свет, ну я же не идиотка! Уж то, что я увидела – точно с искусственным дыханием не спутаешь, – болезненно морщусь, вспоминая свою давешнюю встречу с мужем, – И знаешь, что самое страшное? Так больно осознавать, что я, всё это время, жила с незнакомцем. Я не понимаю, почему он увиливает и врёт. Зачем разыгрывает этот спектакль, выставляя меня сумасшедшей? Тот Митя, которого я знала, никогда бы так не поступил. Не бросил бы меня одну в самый сложный момент моей жизни, не стал бы врать, переводить стрелки, и уж точно не изменил бы мне с моей собственной сестрой. Мой Митя – он верный, честный, добрый. А тот, что приходил ко мне в палату – этого человека я просто не знаю.