Я подняла голову, – на меня встревоженно смотрел симпатичный мужчина лет сорока в темном пальто. В его руках были какие-то бумаги.

– Помощь нужна? – снова спрашивает он.

– Все нормально, – пытаюсь подняться я, но никак не могу.

Он ловит меня за локоть, дергает вверх.

– Вы вообще на ногах держитесь?

И тут меня накрывает.

– Да пошли вы все!..– кричу я.

Слезы текут сами собой, без спроса. Губы дрожат. Я стою посреди тротуара, мокрая, грязная, пьяная и, рыдаю.

– Эй, эй, – мужчина осторожно отводит меня в сторону к скамейке. – Давайте сядем вот здесь.

Он усаживает меня и, достав платок, подает его мне.

– Держите, – я судорожно вытираю лицо. – Что случилось-то?

И я рассказываю. Все. Про измену мужа. Про беременную любовницу. Про неудачное ЭКО. Про складки на животе…

– А теперь я еще и пьяная дура, упавшая в лужу, – всхлипываю я, размазывая грязь по лицу.

Мужчина сначала молчит. А потом выдает неожиданное.

– А знаете, что? Вы сейчас красивее, чем все эти куклы на шпильках.

– Вы так говорите из жалости, – фыркаю я сквозь слезы, но мне становится хорошо от его слов.

– Совсем нет, – качает он головой. – Давайте я вас до дома провожу. Чтобы вы снова не упали.

– Мне здесь недалеко, – киваю я.

Он ведет меня придерживая за локоть.

– Меня Виктор зовут, – он сует мне в руку какую-то бумажку. – Если будет совсем плохо – звоните. Обещаю, не буду читать нотации про алкоголь.

– Спасибо, – с благодарностью смотрю в его серьезные серые глаза. – Мне сюда. – останавливаюсь у своего подъезда.

– Сами справитесь?

– Да… Спасибо.

– Не за что, – кивает Виктор. – Тогда я пошел.

Когда я добираюсь до своей квартиры, медленно сползаю на пол в коридоре. В кармане жжет визитка. В горле стоит ком. Но внутри уже не так пусто.

Виктор

Треск фарфора разорвал тишину кабинета. Я замер, наблюдая, как белоснежная чашка с логотипом моей первой кофейни разлетается на десяток идеальных осколков. Они рассыпались по полу, отражая в своих гладких гранях желтоватый свет настольной лампы. Каждый осколок казался символом разбитых надежд, разрушенных планов, треснувшего вдребезги брака. Белый фарфор с золотой каймой – подарок Алисы, лежал в руинах, как и все, что мы когда-то называли семьей.

– Черт! – вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы. Горечь подступила к горлу, сдавив его тугой петлей.

Я медленно опустился на колени, ощущая, как острые края впиваются в кожу сквозь ткань брюк. Кровь выступила на подушечке указательного пальца – маленькая алая капля, такая же яркая, как помада Алиски в тот день, когда она уходила.

На экране ноутбука застыло письмо от юриста: «Алиса Петровна требует пересмотра условий раздела имущества». Я резко захлопнул крышку так, что затрещал пластик. Опять. В третий раз за месяц. Ей все мало! Кулак сам собой сжался и обрушился на стол – стоявший на нем стакан с ручками подпрыгнул, звякнув о деревянную поверхность.

Открыл ящик стола и вытащил фотографию. На ней мы с Алисой на Мальдивах два года назад. Она в бикини. Ее идеальная фигура, загорелая кожа, мокрые от моря волосы. И я – счастливый идиот, обнимающий ее за талию. Я еще не знал, что она спишет все мои накопления вроде бы на лечение матери, оказавшейся здоровее нас обоих. Не предполагал, что она спит за моей спиной с лучшим другом и партнером по бизнесу. К нему-то и ушла эта сучка, забрав моего лабрадора. И это оказалось самым худшим – пса я считал членом семьи. Без него оказалось так тоскливо, когда я приходил домой. Никто не встречал меня с повизгиваниями и веером из хвоста. Я швырнул фото в урну. Не попал. Оно скользнуло по краю и приземлилось на пол – улыбающееся лицо Алисы смотрело на меня снизу-вверх.