– Мама, как ты? Я так скучала.

Уголки её губ дрогнули и еле заметно приподнялись. Возможно, для кого-то это ничего не значило, но для меня это был огромный прогресс. За год постоянного ухода у меня не получилось достичь даже таких результатов. Мама моргнула. Это означало, что всё хорошо. Так, мы с ней общались раньше. Если она была согласна, то моргала.

Я взяла её за руку и по привычке начала растирать прохладные пальцы. И не заметила как всё внимание переместилось на меня.

– Это моя жена София Евгеньевна, а это её мать и моя тёща. Надеюсь, теперь вы Софию запомните и пропустите к матери, когда она приедет в следующий раз без меня.

Всё это было сказано тоном, не терпящим возражений. Да и навряд ли кто-то на этаже и вообще во всей больнице мог бы противостоять Глебу.

– Да что вы? Глеб Викторович, зачем нам этому препятствовать. Конечно, пропустим. А если встретится вахтёрша вредная, так вы мне звоните сразу. Они посменно работают поэтому могут что-то и забыть. Все мы люди Глеб Викторович.

– Что по состоянию Тамары Андреевны сказать можете?

– По состоянию…

Петровский подошёл к маме, постоял несколько секунд глядя на неё и продолжил.

– Для начала мы стараемся восстановить Тамаре Андреевне давление. Вы же знаете , что у не гипертония, отчего и произошёл разрыв капилляра. Будь Тамара Андреевна в городе, то, возможно, подобных последствий удалось бы избежать. Но что есть, то есть. Геморрагический инсульт нельзя вылечить полностью. Сегодня медицина способна предложить только реабилитационную терапию, чтобы восстановить насколько возможно функции организма и адаптировать Тамару Андреевну к новым условиям. Улучшения, несомненно, есть, да вы и сами видели.

Мама моргнула. А если она довольна, то и мне хорошо. Я ещё посидела рядом с ней, но разговаривать или что-то рассказывать под пристальным взглядом трёх пар глаз было неудобно.

– Значит, я могу приезжать каждый день? – переспросила я для уверенности.

– Да.., начал Петровский ,но его перебил Глеб.

– Нет. Каждый день не сможешь. Ты мне будешь нужна завтра на приёме.

– На приёме?

– Потом поговорим. Ты всё? Я в машине буду ждать. Тамара Андреевна рад был вас повидать.

Мама моргнула. Как бы мне хотелось с ней поговорить, узнать, что она думает о Глебе, о моём поспешном замужестве. Мне не хватало её поддержки, когда она просто подходила, когда я учила уроки, или готовилась к экзаменам и просто обнимала за плечи.

– Мамочка, как смогу я обязательно приеду. Глеб торопится, надо идти. Может тебе фруктов привезти?

Мама не моргала.

– Так фруктов у Тамары Андреевны полно, Глеб Викторович обо всём позаботился. Кормят вашу маму насколько это, возможно, в её положении отлично.

– Спасибо вам большое за помощь.

Сиделка немного растерялась от моих благодарностей и потупила глаза в пол.

Я попрощалась с мамой и с тяжёлым сердцем вышла из палаты. Чувствовала себя предательницей из-за того, что оставляю её здесь.

*** ***

Ужин прошёл как всегда спокойно, Глеб несмотря на выходной, не прекращая, с кем-то разговаривал по работе. И когда я в двенадцатом часу после душа прилегла на кровать, чтобы перед сном немного почитать, совершенно не ожидала увидеть Глеба на пороге своей спальни в одних шортах.

Он щёлкнул замком и подошёл к кровати, я тут же села.

– Ты уже освободился? – спросила я, нарушая тишину.

– Да, – он будто специально произнёс своим низким голосом так, что его вибрация, скользнувшая по воздуху, кольнула внизу живота.

Он опустился на кровать рядом со мной.

– Что за балахон ты надела? – он мило обозвал мою ночную рубашку.