Диля как-то скептически хмыкает, но игрушку из коробки достать пытается.

— Не передумал? — спрашиваю, когда Басманов выпрямляется. — Самое время забыть обо всем и сбежать.

— Это для меня? — он кивает на мои голые ноги и ухмыляется дико, по-звериному.

Много чести!

Я привыкла хорошо выглядеть. Мне нравится красивая одежда, это не преступление.

— Во сколько у нас запись?

— Ровно в два, — произносит Риналь.

Он протягивает Диле руку, и я машинально дергаюсь вперед. Ревную страшно, когда она вкладывает свою маленькую ладошку в большую мужскую. Риналь подкупает кнопку подарками, и мама, которая переживала первые режущиеся зубки, почему-то отходит на второй план.

В клинике с Дилярой все носятся. Я не знаю, сколько здесь стоит тест, но нас облизывают просто с ног до головы. Мне предлагают кофе, какие-то журналы, а кнопку отводят в детский уголок, оборудованный на все сто процентов.

В кабинете у Дили начинается истерика. Мы пытаемся объяснить, что процедура будет абсолютно безболезненной, но она категорически отказывается успокаиваться и открывать рот.

— А можно как-то в процессе сунуть палочку? — предлагает Риналь в один из новых приступов кнопки.

— Себе суй, придурок, — рычу на него так, чтобы Диляра не услышала, и возвращаюсь к дочери. — Солнышко, открой ротик, пожалуйста. Это совсем не страшно. А потом мы с тобой поедем в парк на карусели.

Вредина снова куксится и мотает головой. Даже перспектива ее любимых «лебедей», поднимающихся к небу, не радует.

В этот момент мне хочется послать Риналя с его ДНК-тестом далеко и надолго. Кнопка плачет из-за него, и это обостряет все мои инстинкты.

16. Глава 8 (2)

Диля не успокаивается. Ее уже трясет от слез, как и меня, и я не представляю, что с этим делать. Не понимаю, чего она так сильно боится. Будто чувствует, что результаты этого анализа смогут на что-то повлиять.

Риналь берет свободный стул и садится напротив нас. Его ладони оказываются на моих бедрах, но прямо сейчас я не придаю этому особого значения, потому что состояние кнопки для меня важнее.

— Принцесса, посмотри на меня, — мягко рокочет он.

— Не хочу…

— Ты же у нас смелая девочка, да?

Его это «у нас» обжигает изнутри.

Она моя! Только моя. Моя дочь, мой ребенок, мое маленькое солнце. Это я ее рожала, я не спала ночами, я объясняла, почему у других детей есть не только мама.

— Отпусти ее, — подняв взгляд, просит меня Риналь.

Руки ослабевают сами по себе.

Басманов берет кнопку на руки, несмотря на ее сопротивление, и идет в противоположный угол кабинета, где на стене висят какие-то плакаты. Они цветные, с яркими картинками, и эти рисунки мгновенно увлекают Дилю.

Она тычет пальцами в некоторые из них, теперь уже спокойно цепляясь за плечо Риналя, пока он что-то ей рассказывает. Я отсюда не слышу, но сцена полностью завораживает.

У кнопки могло быть все это с самого начала. Любящий отец, который за руку привел бы ее в этот мир, все показал и объяснил. Он бы отвечал на любые вопросы маленькой выдумщицы, позволял заплетать хвостики из своих волос и защищал от злых мальчиков на детской площадке.

Если бы ее мама сделала правильный выбор.

Риналь опускает Диляру на ноги, она хватает его за запястье и тянет ко мне. Самостоятельно забирается обратно на стул и послушно открывает рот, стойко держась, пока медсестра орудует специальной палочкой.

Из клиники мы выходим с раскраской на медицинскую тематику и набором небольших карандашей, которые кнопка трогательно прижимает к груди. Непонятная сова от Риналя припарковалась в кармане моей сумки.