Некоторое время парнишка провожает его взглядом, а затем неожиданно оборачивается и смотрит прямо на меня. Наши глаза встречаются.

Его щеки опаляет стыд. Он опускается глаза, падает на колени и спешно собирает из грязи свои нечестно заработанные монетки. Вскакивает и убегает.

Я тоже тороплюсь, не собираюсь задерживаться ни секунды. Прознает Ричард или нет, а я намерена взять побег в свои руки.

9. Глава 7 часть 3

Бросаю взгляд в окно, прицениваюсь к сугробу. Замечаю, что в переулке появился новый прохожий. На мгновение взгляд задерживается на нем.

Это незнакомый плохо выбритый толстяк с блестящими от жира губами. Одет он слишком хорошо для обитателя квартала чудес. Жирное пузо с трудом удерживает серебряная пряжка и кожаный ремень. Дублет оторочен дорогим, хоть и неухоженным мехом.

Глаза отсюда плохо видно, но я решаю, что это человек. Не дракон. Чешуйчатые очень красивы в облике человека. Идеальные фигуры, идеальные лица, идеальное все. Только характеры, властные, надменные, жестокие — выдают их не идеальность.

Но держится толстяк без опаски, не испуган, двигается вальяжно. Он не забрел сюда неосторожно, по глупости. Пришел намеренно. И теперь оглядывается с аппетитом, выбирая удовольствие по вкусу.

Чувствую тошноту и отвращение. Поскорее бы убраться отсюда. Почему драконы позволяют таким местам существовать в городе? Мое мнение о крылатых ящерицах падает все ниже.

Толстяк замечает меня и некоторое время разглядывает с явным интересом. Засовывает руку в карман, копается там. Достает кошель, взвешивает на ладони. Ухмыляется — и неожиданно мне подмигивает.

На меня сразу накатывает острая, глубокая неприязнь. К нему, ко всей ситуации. Отворачиваюсь от окна. Бросаюсь к постели — сорвать простыню и пододеяльник, сделать из них веревку, по которой спущусь и покину это место как можно скорее.

Кровать занимает чуть ли не половину комнатушки. Стоит посередине, привлекая внимание бордовым постельным бельем. Издалека — броское и безвкусное, вблизи оно застиранное, из дешевой, местами потертой ткани.

Нахожу несколько чужих женских волосков. Брезгливо стряхиваю на пол. Торопливо снимаю пододеяльник, срываю простыню, освобождаю подушки от наволочек.

Теперь нужно все связать покрепче, чтобы узлы не развязались в неподходящий момент. А я не рухнула. Один конец закрепляю за ножку кровати, другой выкидываю из окна. До земли он не достает, прыгнуть все равно придется. Но невысоко.

Хлопаю в ладоши, но наградить себя похвалой не успеваю. За дверью раздаются мужские голоса. Один принадлежит амбалу-коротышке, моему охраннику. Второй мне не знаком. Звучит он маслянисто, липко, ядовито.

— Нельзя, проваливай отсюда, — лениво бросает охранник.

— Как это нельзя? В Кружавчиках посетителям можно все, — с нетерпеливым нажимом заявляет липкий собеседник.

Отчего-то понимаю, кто он. Тот противный толстяк из переулка. Теперь наличие охраны у двери даже радует. Не думаю, что гость полезет в драку.

Но я ошибаюсь. Посетитель настойчив и знает, чего хочет.

— Эй, а пара “колдунов” тебя не переубедят? — посмеивается толстяк, предлагая взятку за пропуск в комнатушку.

Легко догадываюсь, что речь про медяки, прозванные так за рельефное изображение знаменитых архимагов на реверсе.

— Проваливай, — бросает охранник.

— И несколько “драконов”, — настойчиво предлагает толстяк уже серебряные монетки.

Охранник на секунду задумывается. Уже неуверенно говорит:

— Не, друг. Меня за это не похвалят. Если узнают…

— Да кто узнает? Я никому не скажу! — уговаривает толстяк.