Девушка отшатывается к стене, закрывается руками, будто в ожидании удара, вся съёживается:

– Ох, госпожа! – лепечет испуганно-жалобно. – Не стоило вам пить то зелье! Знала ведь, что опасно, и вооот… Только не бейте меня, госпожа!

Она принимается хныкать. Я же хватаюсь за голову. Мне надо поскорее в «Огни», а мы тут теряем время.

– Какое зелье? – уточняю терпеливо. – Хватит трястись так, не собиралась я тебя бить!

Девушка продолжает закрываться руками и дрожать, но заикается тоненьким голоском:

– В-вчера вы к-купили у п-проезжей колдуньи зелье молодости, госпожа. Выпили его и начали вести себя странно. Сами пошли к господину, хотя он вас не звал. А сейчас вот, ничего не помните.

Зажмуриваюсь. Сдавливаю виски. В голове вдруг начинают мелькать какие-то разрозненные картинки. Скрюченная старуха в чёрном балахоне. Пузатый бутылёк со светящейся алой жидкостью в костлявых руках, хитрющие бегающие глазки, злобный оскал.

Тьфу! Никогда бы у неё ничего не купила! Яна Огнева не купила бы. А я теперь кто?

– Как тебя зовут? – спрашиваю у дрожащей служанки.

– Жанна, госпожа.

– Хорошо, Жанна, – проговариваю упавшим голосом. – Идём.

Сжимаю туалетный столик так сильно, что гнутся ногти. Потому что из овального зеркала в золочёной раме на меня смотрю… не я.

Вернее, я, но унылей и старше. Хорошенько так старше. Лет на пятнадцать, а то и все двадцать. Цвет лица землисто-серый, между бровей, на лбу и у глаз морщинки, под глазами тёмные круги, даже мои длинные волосы не привычно-огненные, а словно на них какой-то блёклый фильтр наложили.

Ощупываю себя под халатом, и там не лучше. Кожа дрябловата, тело рыхлое какое-то.

Подбегаю к окну, прижимаюсь к нему лицом. Взгляд отчаянно мечется, не зная, за что зацепиться.

Мама дорогая!

Вместо привычных столичных высоток снаружи уютные мощёные улочки, двухэтажные пряничные домики, кареты, лошади, длинные платья у женщин, шляпки, мужчины в старомодных пиджаках каких-то, как их там, камзолах, кажется. Чувствую, как моя челюсть медленно опускается вниз, потому что высоко в пасмурном небе парит… дракон. А вон ещё один, и ещё.

Ну, Яна, ты не просто вляпалась. Ты вляпалась конкретно.

3. 1.2

– Госпожа, ванна готова. – раздаётся за спиной. – Госпожа?

Барабаню пальчиками по подоконнику. Привыкший к многозадачности мозг анализирует одновременно несколько вариантов, до тех пор, пока не выбирает безопасный и правильный.

Подыграть. Разобраться. Вернуться.

Да, именно в такой последовательности. Причём вернуться нужно как можно скорей, пока без меня там не сильно накосячили. Но чтобы понять, как это сделать, придётся какое-то время играть по чужим правилам.

После ванны, трёх чашечек горячего чая и элементарных расспросов служанки, одетая в бархатное бордовое платье, я стою перед дверью кабинета того самого «господина», с кем провела бурную ночь, которой не помню. Жанна привела меня сюда и ушла. А я всё не могу набраться решимости, чтобы постучать.

Внутри странный коктейль из возбуждения перед чем-то неизведанным и острого чувства стыда.

Так, хватит мяться! Уже сделай это! Едва слышно касаюсь костяшками пальцев твёрдого дерева, а после поворачиваю ручку и вхожу:

– Ой! Простите! – прикрываю глаза рукой и отворачиваюсь, потому что открывшаяся картина заставляет покраснеть. – Яаа… попозже зайду.

– Ясмин, останься! – рявкает низкий мужской голос, затем добавляет с циничной усмешкой. – Это они зайдут… попозже.

Ясмин – это я. А зайдут попозже они, ага. Что ж. Застываю на месте.

Слышу звуки какой-то возни за спиной, после чего мимо меня, наспех поправляя передники и застёгивая блузки, протискиваются две раскрасневшиеся и растрёпанные горничные. Сделав два суетливых приседания, они, прыская смехом, исчезают за дверью, и только тогда я оборачиваюсь.