– Виктор Борисович, – сказала Варвара. – У нас есть два литра первой. Правда, консервированная…

Полозов только дернул головой – она заторопилась к холодильнику.

Несколько секунд все молчали. Полозов пытался успокоиться. Работать с таким настроением нельзя. Это он знал по опыту. Если сразу не заладится, то и дальше пойдет наперекос.

В операционной было тихо. Привезенный парень, судорожно дыша, лежал под рефлектором. Кожа на груди то натягивалась, то опадала.

Спокойствие давалось трудно. Анестезиолог отвернулся – мол, меня это не касается, я свои обязанности выполняю, остальное – дело ваше.

Галя смотрела то на одного, то на другого.

Вернулась Варвара.

– Полтора литра, – сообщила она.

– Хорошо, – сказал Полозов. – Будем делать. – Шагнул к столу. Варвара сразу же стала напротив. Галя робко подошла сбоку.

– Петр Сергеевич, – сказал Полозов анестезиологу. – Я вас прошу – пульс, сердце и вообще.

Анестезиолог пожал плечами. Варвара возмущенно мотнула головой, хотела что-то сказать, Полозов быстро остановил ее:

– Начинаем!

Картина была отвратительная. Перелом – черт с ним. От переломов еще никто не умирал. Нога обождет. Трещина в черепе? Еще неизвестно, есть ли она. Написать все можно. Ударился он, конечно, сильно: все-таки самосвал – не велосипед, но определить трещину на улице – это вряд ли. Во всяком случае, с головой тоже горячиться не следует. А вот грудная клетка и полость – сплошной кошмар. Два ребра сломаны. Концы их ушли внутрь и, наверное, проткнули диафрагму. Кишечник, конечно, тоже задет, сосуды порваны – вон сколько крови потерял. И брюшная стенка – в клочья, одни лоскутья. Вероятно, сперва его сшибло, отсюда трещина в черепе, а потом грузовик наехал на ногу и на грудь.

Полозов выпрямился. Варвара одним движением вытерла ему лоб. В операционной было жарко.

Хуже всего, что дыра бог знает какая. Грязи – центнер. Пока приехала «скорая», да пока перевязали… Перитонит обеспечен. Если даже этот парень и перенесет операцию… Так или иначе, работы здесь часов на шесть. Не меньше.

Он снял бинты. Сразу же пошла кровь – обильно, широко. Варвара ловко убирала ее, не давая стекать внутрь.

– Пульс пятьдесят пять, – сказал анестезиолог. – Учащается.

– Приходит в себя, – предупредила Варвара.

Действительно, спекшиеся губы на белом лице дрогнули, распахнулись глаза – большие, серые, недоуменные, из горла вылетел слабый хрип.

– Наркоз, – приказал Полозов.

Варвара обернулась, но, к счастью, промолчала. Анестезиолог нехотя взял маску. Полозову казалось, что он двигается нарочно медленно.

Парень все пытался что-то выговорить, оторвал голову, с натугой мигнул раз, другой, но тут маска закрыла лицо.

Полозов медлил. Ему очень не хотелось вскрывать стенку. Два ребра и кровотечение. Можно представить, какая там каша. Он вообще не любил операций на брюшной полости. И места вроде много, и поле крупное, а чуть что не так – воспаление, острый процесс, и вся работа насмарку.

Но делать было нечего.

Варвара сосредоточенно смотрела на его руки – ждала. Анестезиолог убрал маску, вернулся на свое место, спина его ясно выражала – а провалитесь вы все. После Полозова он был здесь самый опытный, но при таком настрое вряд ли можно было ожидать от него серьезной помощи. Ну а Галя – что Галя? – студентка. Побледнела вся, напряглась. Наверное, в первый раз на операции. Того и гляди самой станет плохо.

В общем, рассчитывать можно только на Варвару. У нее стажа – дай бог. Ну и на себя, конечно.

Варвара подняла на него удивленный взгляд.

– Вскрываем, – сказал Полозов и взял ножницы.