– Изложите их в письменной форме, – приказал военный министр. Выключил селектор.

Президент оглянулся на советника. Тот облизал сухие губы. Военный министр сверху вниз смотрел на них обоих.

– Все не так плохо, Гиф, – снисходительно сказал он. – У нас есть целых пятьдесят лет.

Давайте познакомимся

Его привезли поздно – в двенадцатом часу.

Старшая сестра постучала в дверь.

– Иду, иду, – сказал Полозов.

Очень не хотелось вставать. Глаза слипались. Так всегда в первую половину дежурства. Он затянулся в последний раз, бросил окурок.

Коридор был пуст. Двери в палаты открыты. Окна зияли чернотой. По холодной лестнице Полозов сбежал вниз, к операционной. Варвара уже ждала его – затянутая в халат, со сжатыми губами: злилась, что приходится дежурить в ночь.

Вторая сестра, совсем молоденькая, нерешительно стояла поодаль. Он ее на знал. Вероятно, из новеньких.

Пол в предбаннике был кафельный, белый. Нестерпимо светили лампы под потолком. Полозов сунул руки под кран в кипяток, начал тереть щетками.

Варвара за спиной держала полотенце – молчала.

– Ну что там? – наконец спросил Полозов.

– Мужчина. Лет двадцать пять – тридцать, – сухо ответила Варвара. – Попал под грузовик. Перелом ноги. Сломаны два ребра. Кровотечение. Трещина в черепе. Пьяный, конечно…

– Просто несчастный случай, – вдруг сказала вторая сестра. – Ведь мог быть просто несчастный случай.

– Ты, Галина, еще навидаешься, – сказала Варвара. – А я знаю – напьется и лезет напролом. Море ему по колено.

«Ее зовут Галя», – отметил Полозов.

– Нальется так, что глаза врозь, а нам работа – заделывать…

Полозов скреб руки. Варвара бурлила. Все это он слышал уже тысячу раз. Ворчать она умела. Что, впрочем, не удивительно: разведенная, за сорок лет, никаких перспектив.

Галя ответила чистым голосом:

– Медицина, Варвара Васильевна, помогает вне зависимости от социального, юридического или психологического состояния больного.

«Она, наверное, студентка, – подумал Полозов. – Излагает, как по учебнику».

Зато Варвара просто вскипела:

– А вот я – будь моя власть – и не лечила бы таких. Напился – подыхай на панели!..

Это было уже слишком. Полозов приказал:

– Полотенце.

Варвара фыркнула, но замолчала. Полозов вытирал руки…

В операционной неистово светил рефлектор. Привезенный лежал на столе, на тонкой блестящей пленке. Грудь у него выступала. Гладкая, будто полированная, кожа натянулась на ребрах. Багровели длинные ссадины. Ниже, под бинтами и ватой, громадным пятном запеклась кровь. Голова у него была запрокинута, подбородок торчал вверх.

– А молодой, – вдруг сказала Варвара. – Жаль, когда молодой.

Полозов одним взглядом прогнал ее на место.

Анестезиолог – шапочка у него съехала, халат был мятый – сообщил:

– Пульс пятьдесят пять, падает. Наполнение слабое.

– Крови потерял много? – спросил Полозов.

Анестезиолог равнодушно пожал плечами.

– Я спрашиваю: он много потерял крови?

– Порядочно, – сказал анестезиолог. Глаза у него были воспаленные, усталые.

– Группа?

– Вторая.

– Есть у нас вторая группа?

Анестезиолог опять пожал плечами.

– Я вас выгоню, – с бешенством сказал Полозов. – Я вас завтра же – на утренней конференции…

– Безобразие, – добавила Варвара.

Галя ничего сказать не решилась, но глаза у нее возмущенно сверкали.

– А это не мое дежурство, – спокойно объяснил анестезиолог. – Я уже отмотал сколько положено. Сменный заболел. Я бы вообще мог не оставаться.

Полозов сдержался. Что тут поделаешь. Формально он прав. Его смена закончилась. А что остался на вторую – подменить коллегу, так это даже благородно.