Он был настолько известен, что стоило жителю села Большие Воробушки оказаться хоть в Магадане, хоть в Кушке, хоть даже и за границей, чего, правда, ни разу не случилось, и сказать о себе, что он, мол, из села Большие Воробушки, то сразу же все восклицали: А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а а-а-а-а-а! Это из того самого села Большие Воробушки, где Н.Н. родился и некоторое время жил! Ну да, отвечал земляк Н.Н.
Сперва с гордостью и радостью отвечал.
Потом с привычкой.
А потом уже и с досадой.
Если в область или район приезжали по вопросам государственного хозяйства или культуры какие-нибудь гости из центра или даже из-за границы, чего, правда, ни разу не случилось, то маршрут их обязательным образом пролегал через село Большие Воробушки, и им говорили: а вот, обратите внимание, село Большие Воробушки, где родился и некоторое время жил Н.Н.! И подвозили к памятнику и, приманивая проходящих мимо местных жителей пальцами и словами, просили рассказать коротко и ясно про своего земляка. И те рассказывали.
Сперва с гордостью и радостью.
Потом с привычкой.
А потом уже и с досадой.
А потом даже совсем перестали рассказывать, исчезая из окрестной видимости, едва у памятника появлялись машины с чужими людьми.
Единственной школе села Большие Воробушки присвоили имя Н.Н. О нем рассказывали на уроках детям.
Его упоминали на каждой сельской сходке.
Он был пример и знак.
И создалось впечатление, что кроме Н.Н. ничего достойного в селе Большие Воробушки не было, нет и не будет, и жители вследствие этого засомневались в своей полезности, в своих достоинствах, а некоторые и в самом существовании своем. И от безысходности все – от мала до велика – стали постоянно и жестоко пить водку, вино, самогон. Пива не пили: его в село Большие Воробушки не привозили никогда, а своего не производили.
Так продолжалось до осени 1993-го года, до той поры, когда вернулся в село получивший высшее образование Константин Счукин. Он, само собой, выпил. А потом взял кувалду и разбил памятник. А потом осколки унес, а место разровнял лопатой – будто и не было ничего. Но этого мало. Он созвал сход, взял слово и объявил: вот что, дорогие земляки, давайте так. Никакого Н.Н. не было. Не родился он у нас и не проживал некоторое время. Амбец!
Будто свежим воздухом овеяло селян. Впервые за долгие годы улыбнулись они друг другу с чистым сердцем.
Гости по привычке поездили, но им объясняли: ошибка вышла, не родился и не проживал некоторое время у нас никакой Н.Н., первый раз вообще о нем слышим.
Перестали ездить.
В школе об Н.Н. учительницы уже не рассказывали, а в качестве положительных примеров выставляли своих же земляков, передовиков косовицы, обмолота, вспашки и дойки.
А главное, пили в Больших Воробушках теперь уж не от мала до велика, а только взрослое дееспособное население, что можно считать в пределах общестатистической российской нормы.
Каков вывод из этого рассказа, напрашивающийся сам собой?
Но, хоть он и сам собой напрашивается, – нету никакого.
Это просто случай из жизни, только и всего.
Осень 1993
Нельзя
Мистический рассказ
Приснился мне дядя Петя покойный, что будто бы сидим мы в бане одетые. Я хоть и во сне, а сразу сообразил, что раз мы одетые в бане, то, значит, не мыться забрались, а выпивать.
Но дядя Петя не пьет, а говорит:
– Нельзя мне!
Я удивляюсь:
– Почему нельзя? Это когда ты живой был, у тебя и сердце больное было, и печень, и язва, ты и бросил пить. Но теперь-то ты мертвый, теперь-то тебе чего беречься? Не порть компании, выпей!