Однажды вечером, в начале сентября, когда он исполнял сложную комбинацию на кольцах в почти пустом зале, к нему вдруг обратился задумчивый толстяк, который наблюдал за ним уже не первый день.

– Эй, парень, повтори-ка ту штуку, которую делал вчера.

Хорас улыбнулся ему, сидя на трапеции.

– Я ее сам придумал, – похвастался он. – А идею позаимствовал из четвертого постулата Евклида.

– Он в котором цирке работает?

– Он уже умер.

– Понятно, сломал шею, когда крутил этот номер. Я тут вчера сидел и думал: уж ты-то свою точно сломаешь.

– Вот так! – сказал Хорас, раскачался на трапеции и показал еще раз.

– И плечевые да шейные мышцы у тебя это выдерживают?

– Сперва было туго, но я за неделю сумел поставить под этим «quod erat demonstrandum»[20].

– Гм!

Хорас еще немного покачался на трапеции.

– А выступать ты никогда не думал? – осведомился толстяк.

– Никогда.

– Денежки-то немалые, если сможешь выдавать такие трюки и при этом не убиться.

– Я еще вот как могу, – объявил Хорас, и тут челюсть у толстяка отвалилась: он увидел, как Прометей в розовом трико еще раз посрамил богов и Исаака Ньютона.

На следующий вечер Хорас вернулся с работы и увидел, что Марша, довольно бледная, лежит на диване и дожидается его.

– Я сегодня дважды падала в обморок, – сообщила она без предисловия.

– Что?

– Да. Видишь ли, через четыре месяца у нас родится ребенок. Доктор сказал, я уже две недели назад должна была бросить танцы.

Хорас сел и задумался.

– Я, конечно, очень рад, – произнес он, – в смысле, я рад, что у нас будет ребенок. Но ведь это большие расходы.

– Я скопила двести пятьдесят долларов, – бодро сообщила Марша, – и мне еще должны за две недели.

Хорас быстренько подсчитал:

– Если прибавить мое жалованье, получается почти тысяча четыреста, и этого должно хватить на следующие полгода.

Марша заметно приуныла:

– Всего-то? Ну, я, конечно, могу найти еще на месяц песенный ангажемент. А в марте снова выйти на работу.

– Вот уж нет! – решительно объявил Хорас. – Ты будешь сидеть дома. Так, прикинем: будут счета от врачей, а кроме служанки, нам понадобится няня. Нам нужно больше денег.

– Нужно, – проговорила Марша устало, – только я не знаю, где их взять. Пора голове брать командование на себя. Плечи пошли на отдых.

Хорас встал и надел пальто.

– Ты куда?

– У меня появилась одна идея, – ответил он. – Сейчас вернусь.

Через десять минут, пока он шагал в направлении зала Скиппера, на него накатило безмятежное изумление, не приукрашенное никаким юмором: изумлялся он тому, что задумал предпринять. Как бы он вытаращился на самого себя еще год назад! Да и все бы вытаращились! Вот только если к вам в дверь постучалась жизнь и вы ей открыли, с ней вместе может войти множество непредсказуемых вещей.

Зал был ярко освещен, и, когда глаза Хораса свыклись с сиянием, он увидел задумчивого толстяка – тот сидел на груде матов и курил толстую сигару.

– Послушайте, – начал Хорас с места в карьер, – вы вчера серьезно говорили, что этими трюками на трапеции можно зарабатывать?

– Еще как! – изумленно подтвердил толстяк.

– Так вот, я все обдумал и решил, что стоит попробовать. Работать я смогу по вечерам, а в субботу еще и днем – и если за хорошие деньги, то регулярно.

Толстяк посмотрел на часы.

– Что же, – проговорил он, – тогда нужно повидаться с Чарли Полсоном. Он посмотрит на твои трюки, и через четыре дня у тебя будет ангажемент, ручаюсь. Сейчас поздновато, а завтра вечером я его приведу.

Толстяк выполнил обещанное. На следующий вечер явился Чарли Полсон и целый час изумленно наблюдал, как вундеркинд вычерчивает в воздухе невообразимые параболы, а на следующий вечер он привел с собой двоих крепышей, у которых был такой вид, будто они с самого рождения курили черные сигары и тихо, но страстно переговаривались о деньгах. В следующую субботу торс Хораса Тарбокса впервые был предъявлен широкой публике на гимнастическом празднике в Коулмен-стрит-гарденс. И хотя там собралось пять тысяч человек, Хорас совершенно не волновался. Он с раннего детства читал доклады в больших аудиториях и научился абстрагироваться.